Особенно,... 
75 
Между тем, на голубом небе сияло теплое летнее солнце, шелестела листва на вытянувшихся вдоль дороги дубах, мягко опускались в утоптанную глину копыта.
Вологодский тракт был широким, хорошо накатанным — не то что устюжский путь. Да оно и не удивительно. Ведь воды Белого озера, лежащего почти рядом с Онегой, текли в далекое Каспийское море. А Вологда-река, находящаяся всего в полусотне верст от столицы Белозерского княжества, — она текла в море Белое, на север. Чтобы попасть из одного близкого города в другой по воде, ладьи нужно тащить через волок. А при таком расстоянии уж проще товар сразу на подводу уложить и посуху довести. Что удивляло Середина — так это то, что в сам Ростов молодые на ладье не поплыли. Вроде Ростов где-то рядом с Волгой стоит — наверняка, и протока есть до самого города. Может, из-за коней? На Руси, как известно, воины пешими не ходят. И, учитывая количество приезжавших в Белоозеро ратников, всех нужных им лошадей ни на какую ладью не погрузить. Ни трюмов, ни палуб не хватит.
— Давай-ка ходу наддадим, ведун, — неожиданно предложил воевода, подъехав к Середину. Под легким бирюзово-синим плащом зловеще зашелестела кольчуга.
— Зачем?
— Место для ночлега выберем. Поезд у нас большой, места ему много надо. Просто так, где сумерки застанут, не остановишься. Мыслю я, верст десять обоз еще пройдет.
— Поехали, — согласился Олег, пнул пятками гнедую.
Малый отряд закованной в железо ростовской рати перешел на рысь.
Что было сказочно приятно на Вологодском тракте, так это густой ельник, вскоре обступивший путников по сторонам. Никаких тебе оврагов, никаких болот. Воздух сухой и свежий, пахнущий лечебной зубной пастой; дорога прочная, не чавкает водой, не покачивается под копытами, норовя утонуть в бездонных топях. Если и встречались ручьи — то чистые, прозрачные, весело струящиеся по песчаному дну. Единственную встреченную речку всадники преодолели с ходу, проскакав на рысях через брод и оставив висеть в воздухе радужное облако из поднятых копытами брызг. Потом, миновав сосновый бор, дорога вывернула к широкому лугу, раскинувшемуся на берегу озера.
— Пеньковское, — представил водоем воевода. — Хорошее место. Что скажешь, ведун?
— Хорошее… — Олег проехался по густой траве, остановился над застарелым кострищем. Все вокруг выглядело тихо и спокойно, крест оставался холодным, никаких признаков неестественности. Все было прекрасно… Слишком прекрасно. Даже как-то приторно прекрасно. — …но мне не нравится, Валах.
— Почему? — подъехал к нему ближе ростовский воевода.
— Не то здесь что-то…
— Может, лешаки собрались? Колдун окрест поселился? Берегини ушли? Русалки в озере заскучали? Болотник завелся? — принялся требовательно расспрашивать Поганый.
— Да нету тут никого из злых сил, воевода, — мотнул головой Олег.
— Тогда почему?
— Не знаю, — пожал плечами Середин. — Предчувствие у меня нехорошее…
— Здесь, ведун, на три версты окрест более ни единой прогалины не найти, — нахмурился Валах. — Чтобы такое удобное место бросить, надобно повесомее опасность назвать.
— Слушай, воевода, — повысил голос Олег. — Ты моего мнения спросил? Я тебе ответил! Что ты теперь хочешь — врать меня заставить. Не нравится мне это место! А дальше сам думай. Хочешь — дальше поезжай, хочешь — стражу усиливай.
— Ладно, темная душа, — спрыгнул на землю ростовчанин. — Будем считать, ты меня упредил, я тебя не послушал. — Он повернулся к ратникам: — Слезай, ребята. Берите топоры, бегите в лес, дрова для костров готовьте. А коней мы с ведуном напоим.
К тому времени, когда на дороге показались первые повозки, вдоль берега было выложено несколько десятков длинных сухостоин — пилить, видимо, желающим предлагалось самим — и три высокие, в рост, кучи валежника. Обоз, выкатившись на поле, выстроился большой двойной подковой, открытой стороной прижатой к озеру. Слуги и стражники — поди разбери, все одеты почти одинаково — привычно стали распрягать повозки, ставить палатки, отгонять лошадей к лесу. Копытные, как известно, имеют дурную привычку ходить прямо под себя и ступать копытами куда придется — потому, хочешь не хочешь, а пасти их приходится в стороне от основного лагеря.
Впрочем, кони были не в обиде. Застоявшиеся в конюшнях, они вырывались в поле, словно пленники фашистских застенков на свободу — громко ржали, носились наперегонки, падали на землю и кувыркались в траве, помахивая в воздухе тонкими ногами. Насмотревшись на это зрелище, Середин, привычно спутавший ноги своей гнедой, решил было тоже отпустить ее порезвиться, но не успел:
75 
