и читается легко. 
4 
— А я для чего тысячу эту задумал, боярин? Чтобы князей знатных в букет собирать? Я для того это все начинал, чтобы не по знатности, а по заслугам людей продвигать! Чтобы не тот, кто удачнее уродился, командовал, а тот, кто дело лучше знает, в ком отваги больше, сообразительности! И что теперь будет? Нечто князь Черкасский боярину простому подчиняться согласится? Или князь Барбашин-Шуйский голову перед Юрой Левиным склонит? Да будет опять то же местничество у нас, что и в прочей рати. По три дня перед вражьим войском будем стоять да мерить, кто перед кем выше родом числится! Забыл, Иван Юрьевич, что уже не раз полки наши только потому шпана всякая била, что бояре места поделить не могли? Оршу вспомни, как ввиду поляков бояре разных полков о старшинстве не сговорились и в битву не стали вступать. Вспомни, как ляхи наших ратников поодиночке убивали, полк за полком, и никто за сотоварищей своих не вступился.[1] Кровью жестокой нас не раз война за то умывала, а вы опять за свое принимаетесь!
— Э-э, нет, Андрюша, — навалившись на подлокотник, покачал пальцем дьяк. — Я о том условии князя каждого упредил. Тысяча наша опричная, не земская, в тысяче нашей все равны. Каждый мне на условии том крест целовал и блюсти равенство до гроба своего клялся. Как в братчине русской: кто пива общего испил, тому пред прочими боярами родом и добром не кичиться!
— Это они сейчас такие хорошие, пока их через избранный полк к трону ближе подпускают, — не скрывая раздражения, мотнул головой Андрей. — А как до дела дойдет, враз кичливость со всех щелей полезет.
— Они же крест целовали, княже!
— Крест? — Зверев прикусил губу. — Крест, говоришь?.. Давай так поступим, Иван Юрьевич. Боярин Выродков — он ведь худородный? Ты вот что… Ты князей знатных в общую сотню сведи да старшим над ними боярина Ивана Григорьевича поставь. Вот и проверим. Коли примут — пусть верность государю делом доказывают. А кто возмутится — гони из избранной тысячи взашей. Пусть в ополчении права качают…
Гости тем временем притихли, настороженно прислушиваясь к беседе московских бояр. В глазах многих горело восхищение: при решении дел государственных довелось присутствовать, при споре приближенных слуг царских.
— А вы, думаю, тоже в тысячу избранную вступать надумали? — окинул их взглядом князь Сакульский и встал, подняв-таки один из наполненных вином серебряных кубков. — Тогда слушайте меня, служивые люди. Отныне в армии нашей не за подвиги отцов, а за храбрость государь каждого величать станет. Служите честно, по совести — и любой из вас думным боярином, дьяком или головным воеводой стать сможет. Долгие лета царю Иоанну Васильевичу. Слава!
— Слава, слава! — Бояре восторженно схватились за свои бокалы и тоже их вскинули. Наверное, каждый уже мнил себя бородатым царедворцем, стоящим с посохом у ступеней трона и подающим государю мудрые советы, или утопающим в роскоши всесильным князем.
— Вот и хорошо, — пригубил кубок с терпким вином Андрей.
Опричная тысяча появилась только этим летом, после неудачного казанского похода. Появилась его, Зверева, стараниями. Раньше, еще нынешней весной, каждый боярин знал: кем родился, тем и помрет. Посты, воеводства, чины в полках русского войска не по заслугам — по знатности распределялись. Родился худородным — так и останешься простым боярином. Родился князем — в двадцать лет воеводой над многотысячными армиями назначать станут. И вот теперь, впервые за многие века, молодым детям боярским дали шанс. Пусть небольшой — но вполне реальный. Теперь они ради мечты и Иоанна горы свернут. Ни подкупить, ни запугать себя не дадут. Будет теперь на Руси новая, прочная сила. Ударный полк, в котором командовать сотнями и десятками станут лучшие из лучших. Полк, в котором ратники не о родах своих думать будут, а о службе, о деле государевом. Войско, в котором можно возвыситься лишь своим умом, причем зависимое только от царя и ни от кого более. Монолитная рать — а не рыхлое поместное ополчение, где бояре впервые встречаются друг с другом только перед сражением. Можно сказать — первый в мире спецназ. Еще одна стена между окружающими страну врагами и Русью. Еще одна стена между князем Старицким и государем. Пусть лоб себе расшибет, к власти прорываясь. И Андрею спокойнее, что пророчество Лютобора не исполнится, и стране полезно. И сделано это его, Зверева, руками. За такое не грех и выпить.
4 
