Особенно,... 
66 
Тетка пропала, появилась снова, опять пропала. Далеко не сразу Андрей заметил, что после каждого из таких исчезновений в женщине происходит небольшое изменение. Ой! — и она вернулась в цветастом сине-красном платке. Ой! — и на ней вышитая юбка. Ой! — и поршни сменились войлочными, с бисером, тапочками. Ой! — и вместо замызганной рубахи появилась на свет цветастая душегрейка. Просто фокусница какая-то, а не крестьянка.
— Сюда иди, — указал на нижнюю ступеньку крыльца Зверев.
Авдотья торопливо вытерла руки, метнула тряпку за спину, в дом, спустилась и поклонилась снова:
— Никак, провинилась в чем, княже?
— Где мой обалдуй?
— Это Трифон, что ли? Дык, за хлевом, в соломе старой спит.
— Показывай.
Холоп зарылся в старую, прошлогоднюю солому почти с головой и дрых с совершенно безмятежным выражением лица. Его ничуть не беспокоили ни мухи, ни жесткие стебли, что тыкались в щеки и лоб. Пахло от него… как в таких случаях и бывает.
— Ну, и зачем ты его поишь? — хмуро поинтересовался Андрей.
— Нечто я его пою? Сам, паразит, находит. Я уж и прятала, и запирала, и уговаривала — никакого толку.
— А чего не прогнала к чертовой бабушке?
— Так мужик все-таки, княже. Как проспится, на что-то еще годен. Других-то окрест и вовсе нет. Куды же вдовой бабе плечо свое преклонить? Навозишься за день — и в холодную постель, в подушку плакать. А так хоть какая, да ласка.
— Ты меня слышишь, уродец? — влепил Андрей пьянчужке звонкую оплеуху. Тот мотнул головой и что-то вяло промычал, не открывая глаз. — Да, этого только могила исправит.
— Да что же ты, княже, — всплеснула руками женщина. — Он же не тать, не душегуб какой! За что же его смертию-то? Может, остепенится все же. Завяжет с делом этим хмельным-то…
— Душегуб, говоришь? — вскинул голову князь. — Душегуб… А мысль-то дельная. Это ты, Авдотья, молодец. Душегуба не жалко. Ты не знаешь, у вас тут банды какой-нибудь не гуляет?
— Чур меня, чур, — закрестилась женщина. — Помилуй Бог, какая банда? Нет, батюшка, отродясь и не слыхивали, слава Богу.
— Да, это, конечно, хорошо, — задумчиво согласился Зверев. — Но мысль отличная.
— А с Трифоном-то чего будет, Андрей Васильевич? — осторожно напомнила хозяйка.
— С этим проходимцем? — задумался ученик старого волхва. — Ну, можно и подумать… Ты знаешь, откуда он в следующий раз пить будет?
— Нет… — мотнула головой Авдотья. — Но коли крынку с пивом в подвале оставлю, обязательно найдет. Нюх у него, что у кота на сметану пролитую.
— Ну ладно, попробую один способ… Ты вот что, как это животное шевелиться начнет, медом его корми. Только не хмельным, а самым обычным, пчелиным. Есть у тебя?
— А как же, батюшка, имеется.
— Вот им и корми. И ничем больше. Когда я вернусь, все остальное сделаю. Давай, волоки в дом это сокровище… — Андрей похлопал бабу по плечу и пошел со двора.
Про копытень Зверев слышал от Лютобора еще в прошлом году, и про то, как запойных пьяниц им лечить, — тоже помнил. Но вот сам не собирал этой травки ни разу. Знал только, что листья ее по форме след от копытца напоминают, что зелеными под снегом остаются и что расти он больше вдоль полей любит. С этим знанием и пошел.
Похожее растение он обнаружил довольно быстро, но засомневался: вправду ль копытень, или просто лопух-недоросток? Пошел дальше, минут через пятнадцать наткнулся опять на похожие мясистые листья, потоптался рядом, но опять не решился, и лишь найдя обычные, нормальные, вытянутые лопухи, Андрей отважился подкопнуть косарем очередное подходящее по описанию растение. Отряхнул корень, рассмотрел:
— Да, точно. Копытень. Лютобор показывал точно такое.
Когда он вернулся в дом за крапивником, Тришка лежал уже на лавке, без рубахи и порток. Усы и борода лоснились от сладких капелек, на груди и животе слиплись мокрые волосы.
— Из колодца я чуток окатила, — пояснила женщина. — Дабы оклемался.
— Ну и?
— Две ложки меда слопал, оглоед. Опосля опять заснул.
— Проснется — опять медом корми, и ничего другого не давай. Так его после похмелья на новую выпивку тянуть перестанет. Держи корень. Почисти его, натри и запарь. Тут примерно на полкружки воды. По уму, его минут шесть-семь варить нужно. Скажем так, как закипит, десять раз «Отче наш» прочитать. Выльешь отвар в пиво и ставь в погреб. Только не указывай ему куда, не намекай. Не то неладное заподозрит. Корень этот не ядовит — если, конечно, не жрать его тарелками. Но вызывает спазмы, тошноту, слабость. В общем, как Тришка выпьет — его после этого сразу рвать начнет, крючить, корежить, плохо ему будет. А ты поддакивай, что все, мол, свое он выпил, теперь сдохнет уже, а жаль. Проси родичам покойным привет передать, советуй, как лучше после смерти ангелам кланяться, чтобы не в ад, а хоть в чистилище попасть. Сетуй, что исповедника у вас в деревне нет — так и помрет, не покаявшись. Поняла? Пусть почует, чем врата смерти пахнут, и знает, что путь туда после чарки первой откроется.
66 
