Последние отзывы

  8  

Андрей поймал на себе внимательный взгляд боярина. Василий Ярославович наверняка подозревал, что без его сына бесовские посиделки не обошлись — но после того, как Лютобор исцелил его жену от бесплодия, хозяин усадьбы предпочитал не замечать дружбы Андрея со здешним колдуном. От церкви не отрекается, к причастию и на исповедь ходит — стало быть, души своей не погубил.

— Да какая там в дубраве нечисть? — отшутился Зверев. — В тамошних сугробах сам леший ногу сломит. Спит, небось в берлоге своей и про ваши страхи не ведает.

— Да ты, поди, голоден, Андрюшенька, — вдруг спохватилась Полина. — Ведь и к ужину тебя не дождались, и с собой ты ничего не брал. Без росинки маковой весь день маешься. Идем, идем скорее! Не велела я в трапезной убирать, холодную снедь стряпуха оставила и пива кувшинчик. Идем, соколик.

Крепко ухватив мужа за руку, она провела его мимо боярина и быстрым шагом увлекла в дом.

— Ворота заприте, — услышал Зверев спокойный приказ хозяина, — да спать ступайте. Сын прав, в такой мгле даже нечисть пакости творить не ходит. Хватит караульных в тереме. Пусть по стене доглядывают, и ладно.

В трапезной экономно горела масляная лампа с приспущенным фитилем. А вот стол был накрыт минимум человек на десять. Пара кувшинов — один, верно, с пивом, а другой — с квасом, с яблочным супом, как тут называли обыкновенный компот, либо с сытом. На закуску — пряженцы, расстегаи и ватрушки, копченая рыба, моченые яблоки, ветчина, нарезанный ломтями сыр, лотки с запеченной зайчатиной, соленые грибы, капуста квашеная и рубленая, изюм, хурма, курага в глубоких мисках…

— Гостей ждала? — не удержался от сарказма Андрей.

— Как же ты изголодался, верно, бедненький, — не то не расслышала, не то не поняла ехидства в голосе супруга Полина. — Ты кушай, кушай. Страшно, верно, в лесу-то было?

Она схватила пирожок и стала жадно жевать, глядя на Зверева круглыми, словно от ужаса, глазами.

— Страшно? — От удивления брови Андрея сами собой дернулись вверх. — С чего бы это?

— Ну, мало ли чего… Душегубы какие встретятся али нечисть лесная.

— Я, Полина, если ты не заметила, русский боярин, а не поросенок бездомный, — сухо ответил Зверев. — Боярин — значит, человек боя. Если душегубы меня в лесу встретят, это им бояться нужно. Да и нечисти лесной лучше сторонкой меня обходить. Скажешь тоже: страшно! За кого ты меня приняла, милая?

— Ну, — смутилась женщина. — Ты ведь все же не такой, как отец. Вон, еще и борода с усами не проглядывают. Молодому и испугаться не грех.

— Пусть ляхи боятся, — фыркнул Зверев, — а я уж в три похода сходил, не считая мелких стычек. Мне, Полина, семнадцатый год уже пошел. Чай, не ребенок. Александр Невский в мои годы уже шведов разгромить успел.^[6] А мне что — темноты в лесу бояться?

— Так он князем был, Александр-то!

— А я кто?

Ответ заставил женщину надолго погрузиться в раздумья. Зверев же тем временем придвинул к себе лоток с зайчатиной и принялся жадно обгладывать косточки — перекусить ему и вправду хотелось. А заяц — он только в шкуре да на бегу большим кажется. На деле — задние лапы, как у петуха, а больше и есть-то нечего. Как раз голодному мужику один раз перекусить.

— Он был святым! — наконец нашла дама достойный аргумент.

— Ох, Полина, какие наши годы… — налил себе в оловянный кубок пива Андрей. — Может, и мы с тобой еще святыми заделаемся!

— Мучениками?

— Типун тебе на язык, — поперхнулся пивом Зверев. — Лучше так… За деяния всякие. Сотворим чего-нибудь доброе и душевное. Храм великий построим или пленников из неволи выручим.

— Выкупим?

— Выкупать нельзя, — покачал головой Андрей. — Этак мы всяких выродков только прикормим. Они жить на том станут, что русских людей воровать, а потом выкуп просить. Нет, освобождать надобно саблей. Чтобы от похитителей только могилки безымянные оставались.

Он допил пиво, наколол на нож ломтик ветчины, сыра, сунул в рот и вернул клинок в ножны:

— Ну что, не пора ли нам на боковую? А то уж утро близится, а ты еще не ложилась.

— Так и ты не ложился, сокол мой ясный.

— Да я-то что? Все мужчины бродяги от природы. Сегодня в одном месте, завтра в другом. Сегодня засветло лягут, завтра токмо перед рассветом. Ты-то дома. Чего себя мучаешь?

— Как же я без тебя, суженого своего, мужа венчанного?

Полина опять прочно ухватила его чуть выше запястья, задула светильник и потянула за собой. В чужой усадьбе она ориентировалась на удивление уверенно: в кромешном мраке провела его через коридоры и горницу, без ошибки нашла лестницу, поднялась на второй этаж, повернула к их светелке — бывшей личной опочивальне боярского сына. Ни свечи, ни лампы здесь не горело, однако промахнуться мимо кровати, занимающей половину комнаты, было невозможно. Послышался шелест снимаемого платья, легкое постукивание и позвякивание — на сундук легли черепаховый кокошник и тяжелые золотые ожерелья. Зверев поставил к стене колчаны, нащупал верхний штырь и повесил на него пояс с саблей. На сундук внизу кинул ферязь, войлочный поддоспешник, рубаху, стянул сапоги, порты и тоже забрался под одеяло, с наслаждением вытянувшись в чистом постельном белье.

  8