Услышав наконец внятные команды, быстро протрезвевшие люди побежали по сходням, занимая свои места. Олег сам еле успел запрыгнуть на борт, как ладьи качнулись от веса надавивших на корму людей, начали отползать. Моряки кинулись к веслам, ударили продолговатыми лопастями по воде. Расстояние между берегом и судами стало потихоньку увеличиваться. А медный страж тем временем уже успел переломать копья и теперь стремительно превращал прочные варяжские щиты в занозистые лохмотья.
— Судовая рать, к реке, бегом! За веревки хватайтесь!
Скандинавы все вдруг развернулись и кинулись от воина прочь, с разбега влетая в воду и ловя выброшенные с носов концы. Они волочились за ладьями, отфыркиваясь от бьющих в лицо волн, постепенно подтягивались по узлам там, где таковые имелись.
Олег оперся о шею носового оскаленного гуся ногой, начал подтягивать веревку, помогая варягам одному за другим перевалиться через борт. Потом потянул другую. На третьей оказался только один северянин.
— Молодцы, молодцы, ребята! — похлопывая их по спинам, прошел от одного к другому Олег. — Ваши боги могут гордиться такими детьми!
Как и большинство русских людей, варягов он недолюбливал, считая продажными шкурами, готовыми за рубль зарезать родного брата — но нынешняя отвага откровенно поразила ведуна. Если они всегда в бою такие — то понятно, почему русские князья нанимают их с такой готовностью. Пускай врут, воруют, пьянствуют и воняют. Главное — чтобы дрались.
Теперь, оторвавшись от странного врага, можно было перевести дух.
— Урсула! — оглядел палубу ведун. — Урсула, ты где?
— Я здесь, господин, — приоткрыв дверцу кормового сарайчика, выглянула невольница.
— Хорошо, кто еще… — Олег пошел вдоль скамей, пересчитывая моряков по головам. Получалось, с берега удалось уйти десяти морякам и восемнадцати воинам судовой рати. Однако изрядно медный воин порезвился.
Ведун привычно потер запястье. Он не помнил, грелся крестик во время боя или нет — разве в горячке на это внимание обратишь? Скорее, грелся. Это все колдовство, неведомое ему колдовство. За купцами охотился не человек — люди после удара саблей в глаз обычно умирают. А этот… Этот своим прикосновением чуть сам не убил.
— Эй, друже! — окликнул Любовод со своей ладьи. — Как у тебя?
— У меня двадцать восемь мужей осталось.
— Тридцать. Малюта и Тютюня ко мне заскочили. А из моих тридцать пять уцелело… Что делать-то станем?
— Я думаю, друг мой, мы и так получили куда больше, чем хотели, — покачал головой ведун. — Людей, конечно, жалко… Но нужно уходить. Уходить домой.
— Это верно, — согласился Любовод, — погибших не вернуть. Подумаем о живых. Разворачиваемся?
Ладьи, уходя от берега, рванулись не вниз, а вверх по течению.
— Давай подождем. Рановато пока мимо стоянки нашей плыть. Пусть народ разойдется, успокоится чуток. Воин назад уберется… Не знаю уж, откуда он взялся.
— Это верно, — кивнул купец. — Поднимемся немного и переждем.
Над рекой надолго повисло молчание — люди приходили в себя после пережитого кошмара. Весла, уныло поскрипывая в уключинах, мерно вспенивали речную воду. Корабли миновали длинную каменистую отмель, обогнули излучину и…
— Хозяин! — вытянул руку Ксандр.
Однако, почуяв неладное, повскакивали все — и увидели, что впереди, на подступающем к самой воде утесе, стоит медный воин, удерживая в одной руке саженный меч, а в другом — пудовую палицу.
— Что же теперь будет-то? — Перекрестившись, кормчий вытянул и поцеловал нательный крестик.
— Ничего, — передернул плечами Олег. — Против течения он нас нагнал, а вот по течению мы вдвое быстрее помчимся. Отстанет. Разворачивай!
— Табань! — Коршунов-младший навалился на руль. — Правый борт, два гребка вперед! Нажмите, мужики! Уйдем!
Детка, развернувшись практически на месте, промчалась мимо второй ладьи, а спустя минуту старый Коршун в точности повторил маневр своего сына.
— Нажмите мужики, нажмите!
Варяги из судовой рати, переглянувшись, заняли свободные лавки, тоже выпростали весла и навалились в общем ритме. Скорость получалась очень даже неплохая — как у верхового на рысях, километров двадцать. Так что шанс уйти у путешественников имелся. Если бы не одно крайне неприятное обстоятельство: невозмутимое солнце начинало потихоньку скатываться к закату.