– Ладно, будь по-твоему,– сдался баньши.– Сначала ты должна снять с себя всю одежду. И найди что-нибудь острое… Мне понадобится твоя кровь. Плохо, что здесь нет бассейна или хотя бы ванны…
Глава тридцать восьмая
Сказка о любви – еще один вариант
То, что эльфы называют наслаждением, удовлетворением естественной потребности и восстановлением жизненных сил, тролль называет завтраком, обедом или ужином.
Давно уже Ротгар не чувствовал себя таким сильным. Пожалуй, лет триста. Сила переполняла его. Она струилась по мышцам, наполняла чресла, пульсировала в позвоночнике, поднимала дыбом волосы на затылке. Ротгар ощущал себя переполненной чашей, балансирующей в состоянии неустойчивого равновесия. Одно движение – чаша опрокинется, и ее содержимое хлынет наружу.
Конечно, это всё – действие чар и эликсиров. День-два – и оно закончится. Мышцы ослабнут, кожа потеряет упругость, в волосах снова появится седина. Пожалуй, ее будет даже больше, чем раньше…
Но это – если Ротгар потерпит поражение. Если же его мечты сбудутся, то кипящая в нем сила обретет свободу значительно раньше. И он, Туат'ха'Данаанн Ротгар, станет воистину Сыном Дану.
Ротгар снял рубашку, посмотрел на свое отражение в двухметровом настенном зеркале. Как он великолепен! Кто, если не он, достоин повелевать этим миром… Нет, всеми мирами! Кто способен противиться его величию? Никто!
Щелкнула пряжка пояса. «Последний довод», затаившаяся в кожаных ножнах серебристая смерть, лег на полку у дверей. Сегодня он не понадобится хозяину. Сегодня у хозяина другое оружие.
Без лишней спешки Ротгар избавился и от остальной человеческой одежды. Протер шею и грудь губкой, смоченной в человеческом афродизиаке. Малышка должна отдаться ему целиком. Желать его жадно и нетерпеливо. По-человечески…
Кроме этого запаха, больше ничего человеческого на нем не будет.
Ротгар откинул крышку кожаного чемодана. В его атласном нутре покоилась его родовая одежда. Настоящая мантия Туат'ха'Данаанн, которую Ротгар за всю свою долгую жизнь надевал не более дюжины раз. Взял тонкую, металлически серебрящуюся ткань. Полтысячи лет назад руки низших ши соткали ее из паутинных нитей. Последний раз Ротгар держал ее в руках почти сто лет назад. И почти сто лет нет в этом мире той, которая последней расстегнула эту янтарную брошь. Вспоминая, Ротгар привычными движениями сложил ткань, обернул вокруг бедер, набросил на левое плечо, скрепил янтарной фибулой.
Всё. Можно идти. Густоворсный ковер приятно пружинил под босыми ногами. Ротгар предпочел бы живую траву, но придется удовольствоваться корзинами цветов, которые по его указанию расставили в спальне.
У дверей Ротгар замешкался. Он волновался. О, Богиня! Ротгар уже не помнил, когда в последний раз испытывал этот тонкий внутренний трепет. Наверно, это побочное действие омолаживающих эликсиров. Или – нет? Ведь он сейчас накануне величайшего испытания…
Ротгар повернул ключ. Замок открылся тихо, без щелчка. Ротгар снял его, решительно распахнул дверь…
Она стояла на пороге. Нагая. Очень красивая. Для человека. Нет, по-настоящему красивая. Ротгар отступил назад, чтобы видеть ее всю: от пальчиков ног до пшеничных распущенных волос. Она улыбнулась ему. Она поняла, почему Ротгар подался назад.
Поистине Ротгар не ошибся в ней. Она – лучшая из всех, рожденных людьми. Ротгар вдохнул ее запах – и ощутил в нем тона Тил'вит'Тег. Этого не могло быть. Раньше Ротгар не чувствовал в девочке крови ши. Возможно, это эликсиры изменили его обоняние. Или – обострили?
Губы ее шевельнулись.
«Как ты прекрасен!» – беззвучно произнесли они.
Она опустилась на колени. Пушистые волосы легли на ступни Ротгара… Он наклонился, взял ее за хрупкие холодные (она совсем замерзла, подумал он) плечи, поднял, прижал к груди, позволяя вдохнуть аромат афродизиака и уже понимая, что это – не обязательно. Малышка так долго оборонялась от его чар, но ее ненависть обратилась в свою противоположность. Так было всегда. В конце концов, неотразимое обаяние Туат'ха'Данаанн побеждало отчуждение. Иначе и быть не могло. Не во власти человека противиться очарованию бессмертного ши. Ротгар знал человеческую натуру. Только человек-жертва способен полюбить своего палача. Победитель получает всё. Проигравший может рассчитывать только на его милосердие. Вот только милосердие очень редко встречается среди победителей-людей. А среди победителей-ши – никогда.