Особенно,... 
65 
– Остановите машину,– сказала Катя.
– Даже и не подумаю,– пренебрежительно бросил Илья Всеволодович.– Поздно передумывать. Сама сказала: поехали. За базар, как говорится, надо отвечать.
– Я не собираюсь возвращаться,– холодно произнесла Катя.– Мне надоела ваша болтовня, и я хочу, чтобы вы остановили машину. Если вы этого не сделаете, то я выбью стекло и начну кричать.
– Стекло, говоришь? Ладно,– тоном, не сулящим ничего доброго, произнес Илья Всеволодович.– Мы остановимся.
Через несколько минут «фольксваген» съехал с трассы и еще через минуту остановился.
Место, выбранное Ильей Всеволодовичем, было тихое и безлюдное.
– Пора, детка, поучить тебя держать язычок за зубами,– сказал Илья Всеволодович, окинув Катю таким взглядом, что ей сразу захотелось спрятать голые коленки под краем юбки.– Думаю, господин Ротгар будет мне только признателен, если я тебя немного поучу, детка.
– Вы уверены, что сможете меня чему-нибудь научить? – негромко спросила Катя.
– Смогу, не сомневайся. Вы все много о себе думаете. Сначала. Я таких, как ты…
– Не таких,– еще тише проговорила Катя.
Илья Всеволодович ухмыльнулся:
– Таких, таких! Вот этими руками… И не только руками.
– Вы, Илья Всеволодович, даже пальцем до меня дотронуться не сможете,– сказала Катя.
Сказала таким тоном, что Илья Всеволодович на мгновение усомнился. Вдруг у нее оружие какое-нибудь под подолом припрятано. Хотя нет, вряд ли. Юбка, топик – всё в обтяжку. Всё небольшое, но очень даже аппетитное. Как он раньше этого не замечал. Нет, вздор! Что эта махонькая девчонка может сделать ему, здоровому мужику?
– А ты хорошенькая,– сказал он.– Так бы и съел. Просто, э-э-э… конфетка… пахлава… Как там американцы говорят…
– Американцы говорят: «медовая»,– уточнила Катя.– Но я бы на вашем месте о еде говорить не стала.
– Это почему?
– Потому. Я уже сказала: вы даже пальцем до меня не дотронетесь.
– А то что будет? – Глумливая ухмылочка искривила губы Ильи Всеволодовича.– Закричишь?
– Нет,– сказала Катя.– Здесь кричать бессмысленно. Никто все равно не услышит. Поэтому я кричать не собираюсь. И вам не советую.
– Ах не советуешь? Ути-ути, какие мы грозненькие!
– Обернитесь.
– Уже! Три раза! Думаешь: я отвернусь, а ты выскочишь? Ах ты глупышка! Двери-то заблокированы.
– Обернитесь, обернитесь!
Илья Всеволодович оборачиваться не стал, просто глянул в зеркальце над ветровым стеклом. Чисто рефлекторно…
В следующую секунду он истошно заорал и попытался выскочить из машины, напрочь забыв, что сам же заблокировал двери.
Хищник нависал над ним, наслаждаясь произведенным эффектом, а Кате стало противно. Взрослый здоровый мужик не должен так себя вести. Никогда. Папа, например, ни за что не стал бы. Впрочем, прежде всего папа не стал бы вести себя так, как вел себя Илья Всеволодович, когда считал, что Катя – в его власти.
– Хватит орать! – громко и сердито крикнула она.– Ничего он вам не сделает, пока я не разрешу.
– Сит даун! – крикнула она Хищнику, сопроводив приказ соответствующим жестом.– И вы садитесь, Илья Всеволодович. Ваше счастье, что я не умею водить машину. Иначе за ваше поведение, ей-Богу, я позволила бы Хищнику показать, кто из нас пахлава. Займите свое место, я сказала!
Илья Всеволодович с невероятным трудом выбрался из-под руля (как ему удалось туда втиснуться за несколько секунд – загадка), уселся… И тут же едва не нырнул обратно: Хищник не удержался – игриво потрепал когтистой лапой Илью Всеволодовича по гладко выбритой щеке.
– Ну-ка прекрати! – потребовала Катя.
Хищник прекратил. Положил лапу на хрупкое Катино плечико.
Илья Всеволодович посмотрел на эту лапу: мохнатые пальцы сантиметров по двадцать каждый, с черными кривыми когтями (которые Хищник вдобавок то втягивал, то выпускал, как кошка), и его вдруг пробила икота.
Катя брезгливо сунула Илье Всеволодовичу бутылку с минералкой.
– Сейчас вы выедете обратно на шоссе,– сказала она.– И больше никаких фокусов. И никаких отклонений от маршрута. Имейте в виду: я могу доехать до Стокгольма и без вас, а вы без меня можете отправиться только в одно место: в живот моего друга Хищника. Он вас запомнил. И имейте в виду: ему очень нравится живая пища.
Так в свое время Карлссон сказал Сереже. У Сережи, впрочем, хватило храбрости превозмочь страх и предупредить отца. Но Кате почему-то казалось, что папаша, несмотря на внушительный вид, духом окажется похлипче.
65 
