Лёгкий, ненавязчивый романчик 
47 
— О… — Андрей закашлялся. — Очень… Приятно…
— А это, Аглаюшка, тот самый отрок, о котором я тебе сказывал. Зело под Островом отличился. А сегодня мы его по воле великокняжеской в бояре постригли. Шуба эта, тафья, кинжал персидский — все с плеча государева. Он, оказывается, и пред Иваном нашим отличиться успел!
— Достойный отрок, достойный боярин, — опять пугающе улыбнулась княгиня, взяла кувшин, наполнила кубок и подступила к гостю почти вплотную, протянула ему налитую по край емкость: — Пусть жизнь твоя будет полной, как эта чаша, Андрей Лисьин. Пусть Господь будет милостив к твоим чаяньям, а чаянья станут радостью для твоих друзей и близких.
Зверев принял кубок, мелкими глоточками выпил его до дна — иного подобное вступление и не предполагало, — перевернул кубок, показывая, что не осталось ни капли, и поклонился:
— Благодарю, хозяюшка.
Князь и княгиня стояли, явно чего-то ожидая. Андрей лихорадочно соображал — что такое он сделал не так? Или что-то забыл сделать?
Наконец княгиня улыбнулась:
— Скромный какой… Ну же… — Она наклонилась чуть вперед и крепко поцеловала его в губы. — Уста сахарные.
— А теперь к столу!
В обширной трапезной княжеского дворца хозяина и его гостя встретили радостными приветствиями больше двух десятков человек. Из них примерно десятеро — бритые и в тафьях. Значит — боярские дети. Настоящий двор получается, не простые холопы при хозяине обитают.
— А ну-ка, милая, не угостить ли нам знакомца нового вином хлебным? Он, други, сегодня из рук великокняжеских звание боярское получил!
Уже в который раз за сегодняшний день Зверев услышал приветственные крики, поднял небольшой серебряный ковшик, опрокинул в рот… И захрипел от неожиданности: водка! Он охнул, торопливо закусил огурцом с ближнего блюда, потом потянулся к буженине — остатки разума напоминали о том, что, наевшись жирного и маслянистого, можно как-то спастись от чрезмерного опьянения.
— Хорошо хлебное вино, боярин? — довольно поинтересовался у него Воротынский. — А вот попробуй на черносливе моем настоянное. За государя нашего, други! За великого князя Ивана!
Этот пир отложился в памяти Зверева отдельными фрагментами. Они пили за победу над ляхами, на хозяина, за хозяйку, за благословение Господа, за митрополита, за соседей, за оружие. Потом Андрей начал собираться в дорогу. Это означало: выпить «застольную», выпить «подъемную», выпить «на ход ноги», затем «запорожскую», «придворную». А уж потом самую главную — «на посошок». Гостю вручили посох, поставили сверху чарочку. Если бы Зверев пролил хлебное вино, уронил стопку или не донес до рта — его полагалось оставить ночевать в гостях. Но Андрей благополучно выпил, а потому смог собираться дальше. «Стремянная» — прежде чем поставил ногу в стремя, «седельная» — за то, что поднялся в седло, «приворотная» — перед выездом и, наконец, «заворотная» — за то, что все-таки сумел уехать.
Чем отличается лошадь от автомобиля — так это тем, что способна выбирать дорогу и соблюдать основные правила движения независимо от состояния «водителя». В четыре глаза они кое-как нашли верный маршрут, повернули на мощенную плашками улицу, остановились возле нужных ворот.
Встречать его вышли все члены кошкинской братчины: завели скакуна во двор, вынули Андрея из седла.
— Хороший мужик — князь Воротынский, — еще смог произнести Зверев, и свет в его глазах окончательно померк.
Ночной гость
Как весел и радостен был день предыдущий, так же страшен и невыносим оказался день новый. Голова юного боярина раскалывалась, желудок не желал принимать ни пищи, ни воды, а уж на вино Андрей не мог даже смотреть, мысленно поклявшись, что не сделает более ни глотка в своей жизни. Между тем дела не ждали. Оказывается, пока Зверев гулял с князем, Василий Ярославович ухитрился договориться в кремлевском наряде о продаже бочонка с порохом, и теперь нужно было ехать, пока мастер не передумал.
Возле Спасских ворот их встретил Пахом на телеге, и они покатили к торговым рядам. Там купили несколько прутов свинца, а также отрез парчи для Ольги Юрьевны, тонкого жемчуга и бисера для вышивки и украшений, тюк гладкого шевиота, изрядный отрез байки, немного шелка, соль и перец, шафран, бумагу, цветастого ситца, несколько платков, изрядный пук свечей, богато выделанную уздечку, вышитую попону и потник, горсть бубенчиков, десяток небольших медных колокольчиков, два бочонка вина, мешок «сарацинского зерна» (как именовали здесь рис) и еще много чего другого, всего и не упомнишь. Вернулись домой уже незадолго до сумерек. Возок Василий Ярославович велел не разбирать.
47 
