Особенно,... 
58 
— Князь Юрий Друцкий кланяется тебе, боярин Василий Лисьин, здоровия тебе и всей семье твоей желает и приглашает тебя на охоту, что третьего дня на Соколином поле затеял.
— Благодарность моя князю Юрию, — с некоей растерянностью в голосе ответил боярин, кашлянул, махнул рукой: — Эй, Ерема, коня у вестника прими. А ты, мил человек, в дом заходи, к столу садись, подкрепись с дороги. Без кубка вина доброго и пряженцев грибных мы тебя назад не отпустим!
Веселья присутствие нежданного госта в трапезной не добавило. Разговор не клеился и состоял больше из указаний: из-за страдного времени Василий Ярославович рассылал холопов на разные работы: кого сено косить, кого снопы возить, кого овин протапливать. К счастью, гонец особо не засиживался. Выпил два полных кубка, закусил тушеной убоиной, пирожком с рыбой, после чего заторопился назад с ответом.
— Благодарность мою князю Юрию передай, — проводив до крыльца, еще раз напомнил холопу боярин. — Скажешь, приеду всенепременно. И сына с собой возьму.
Лишь когда всадник бодрою трусцою умчался за ворота, Василий Ярославович покачал головой:
— Просто беда. Как соколы наши, матушка?
— Никак запамятовал? — удивилась боярыня. — Уж лет пять, как околели!
— Помню, помню. Но надеялся, что запамятовал. Вдруг новые птицы появились?
— А почему именно соколы, отец? Может, они зайцев или лис погонять хотят?
— На Соколином-то поле? — Боярин вздохнул. — В Луки Великие, може, поехать? Нет, как ни крути, а ловчих птиц краше и смелее княжеских все равно мне не купить. А поймать да воспитать все едино за день не успеем.
— Может, все же в Великие Луки смотаться? Нешто нет в городе доброй охотничьей птицы?
— Оставь, сынок. Все едино на хорошую птицу у нас серебра не хватит. А уж на такую, чтобы с княжескими охотниками сравнилась, и подавно.
— А ну и не такие у него хорошие птицы, отец? Подумаешь, князь! — не выдержал Зверев, но слова его вызвали лишь полное непонимание.
— Как же нехорошие? — повернулся к нему боярин. — Нешто ты не знаешь, что сокола с угодий князя Друцкого лучшими на Руси, а стало быть, и в мире считаются? Москва испокон веков с Великих Лук тягло берет тремя соколами в год и ничего более не требует! Даже селения тамошние иначе как соколиными или Сокольниками никто и не называет.
— Может, тогда не ездить?
— Нехорошо будет, Андрей. Нас ведь честь по чести пригласили, через вражду старую руку протянули. Нечто отталкивать ее сразу? Опять же прознать надобно, что там у князя случилось такое, коли про нас без хулы злобной вспомнил. Кабы в нашу пользу тяжба закончилась, я бы знал. Коли в его пользу иные речи бы вел. Надо ехать.
* * *
На Соколиное поле они отправились вчетвером. Василий Ярославович, Зверев, Вторуша и Никита. Оружия не брали, хотя Андрей привычно опустил в рукав кистень, да и косарь на поясе при случае был весьма солидным «инструментом». Лук он тоже прихватил: отчего и не взять лука на охоту? Зато у холопов перед седлами лежали два туго скрученных туркестанских ковра, а в чересседельных сумках имелось и еще кое-что в дорогу.
Путь за Пуповский шлях занял часа три — всадники шли на рысях и, значит, одолели километров пятьдесят. Последние версты тянулись через кленовую рощу, которая вдруг оборвалась обширным полем, местами поросшим невысоким кустарником. Зверев тут же заподозрил в этом просторе болотину — но копыта коней ступали по земле уверенно, никакого чавканья не слышалось, ничего не колыхалось. Может, просто вода слишком близко к поверхности подступала, корни деревьям вымачивая и не давая расти?
— Вон они! — заметил Вторуша по правую руку бродящих среди кустарника оседланных коней.
Путники повернули туда и вскоре увидели расстеленные на земле ковры с яствами и кубками, возлежащих там мужчин и женщин в дорогих парчовых нарядах. То есть в парче были женщины — охотники выглядели куда скромнее. Обычные суконные кафтаны без опушки, стеганые куртки; пара холопов — в тегиляях. Женщин было всего три, охотников, не считая холопов, пятеро.
Князя Друцкого Зверев узнал сразу — по жалкой седенькой бороденке. Это определение не имело ничего обидного: седых волос на бороде старинного лисьинского недруга было столько, что не хватило бы намотать на одно бигуди. Впалые щеки, глаза, острый нос, непонятная худоба заставляли заподозрить у него что-то из онкологического списка. Как раз рак имеет привычку иссушивать человека, словно пожирая его изнутри. Князь зябко кутался в коричневый кафтан с высоким воротником, лишний раз подтверждая подозрения Андрея. Ну а с треугольным заостренным лицом, в стеганке, подшитой на плечах кожей, был, разумеется, Федор Друцкий.
58 
