– Очнись, родной! – прикрикнул Коля. – Или ты думал, это как фотографию в паспорте переклеить? Если ты хотел действительно не раскрыться у них под гипнозом, то личность тебе нужно было всадить настоящую. И благодари бога, что они не стали копать глубже! Сбацали мы твоего Горликова наспех – как у них подозрений не возникло, не понимаю.
– А в чем сомневаться? – обиделся я за свою подготовку. – Квартира действительно продана, ключ от абонентской ячейки в кармане, гипноза не боюсь, отвечаю все честно…
– А вот это спасибо не тебе, а нам, – поправил он.
– Черт, – я опять схватился за голову, – но если в теле моем жила душа Горликова, то где же тогда обитала моя?
– Хочешь водки выпить? – внезапно предложил Коля.
– Я за рулем.
– Тогда иди-ка ты в нашу комнату, отдохни.
Он отвел меня за стену, усадил в кресло, напялил на голову кольцо с датчиками и выключил свет. Вскоре зазвучала музыка. Сперва неразборчивые отрывки, непонятные фрагменты, словно из оркестровой ямы перед началом представления, постепенно они сливались единую мелодию, и одновременно приходило успокоение. Не знаю, сколько провел времени в убаюкивающем мраке. Наверное, около часа. Но вышел уже без идиотских идей о случившейся внеплановой экскурсии в царство Аида.
– На, – протянул Коля магнитофонную кассету. – Здесь все.
– Что?
– Весь сегодняшний сеанс.
– Ну и как?
– Забавно. Мы тебя усыпили и сказали, что настал завтрашний день, потом послезавтрашний. Ты забеспокоился, начал дергаться. Сказал, ищешь бумагу. Сашка принес листок из блокнота. Ты накарябал записку: «Не могу расстаться с Родиной». Да, чуть не забыл – держи. Потом снова стал куда-то рваться. Оказалось, хотел взять все, что есть в банковской ячейке и отнести на Финляндский вокзал, в камеру хранения. Цифр никаких не помню, на кассете есть. Потом ты решил до вечера погулять, а к моменту разводки мостов явиться к Зимнему дворцу, дождаться, пока начнут разводить пролеты, добежать до них и перепрыгнуть с одного берега на другой, чтобы прошвырнуться напоследок по стрелке Васильевского острова. Вот и все, кузнечик ты мой. Боюсь только, к тому моменту, как ты добежишь до разводного пролета, перепрыгнуть образовавшуюся щель не сможет даже кенгуру.
– А разве вы не сняли «заклятия»? – пробежал холодок между лопаток.
– Оно не твое. Оно Горликова, Семен Степановича. Так что живи спокойно, и можешь даже гулять по ночам вдоль красавицы Невы. Только к мостам особо не приглядывайся – мало ли что в голову взбредет.
– Спасибо, ребята.
– Не за что, – отмахнулся Коля. – Езжай.
Через десять минут мой «ИЖ» затормозил у тринадцатой юридической консультации.
Ольга оказалась на месте – сидела в своей конуре над папкой с подшитыми в нее бумагами и неторопливо их перелистывала, время от времени сверяясь с толстенным справочником. Услышав шаги, она предупреждающе подняла палец, некоторое время продолжала свое занятие, потом захлопнула талмуд и подняла глаза.
– Это ты?
– У тебя есть диктофон?
– Не знаю, – пожала она плечами и протиснулась из-за стола. – Сейчас спрошу.
Через пару минут Оля вернулась с древним до невероятности кассетником «Квазар», поставила его на стол, воткнула блок питания в розетку.
– Итак?
– Вот, поставь.
Мы внимательно выслушали запись до самого конца, а когда Костя сказал: «На счет «три» ты проснешься», Ольга нажала кнопку «стоп».
– Ну как? – с гордостью спросил я.
– Во-первых, – тяжело вздохнула она, – ты полный кретин, и жив до сих пор только потому, что дуракам везет. Во-вторых, как адвокат я могу гарантировать, что ни один из преступников наказания не понесет.
– Почему? – опешил я. – Ведь все факты налицо?! Они пытались заставить меня передать им все деньги, а потом сигануть с моста, как Копелевича.
– Для самых тупых повторяю, – скрипнула Ольга зубами. – То, что вы с приятелями наболтали на пленку, это всего лишь забавная фантазия. Не вижу ни акта изъятия ценностей, ни показаний свидетелей, ни фамилий понятых, ни видеозаписи того, кто и когда забронировал ячейку в камере хранения, как туда положили помеченные ценности, как их извлекали преступники. Тебя тоже подвергали внушению и снятию внушения не специалисты, без свидетелей и понятых, к тому же без твоего согласия.
– Я был согласен!