6

Брунетти так ни разу и не поинтересовался у Паолы, сколько комнат в особняке ее родителей; ему казалось, что это пошло. Он до сих пор не знал, сколько же на самом деле комнат в этом шикарном палаццо. Вот и сейчас он понятия не имел о количестве телефонных номеров, которыми располагал Орацио Фальер. Брунетти знал три номера: первый предназначался для публичного пользования, для друзей и партнеров по бизнесу, второй – только для членов семьи, и третий – личный номер графа, которым он практически не пользовался.

Сначала он позвонил по первому номеру, будто дело было не такое уж срочное и едва ли личное.

– Резиденция Фальер, – откликнулся незнакомый Брунетти мужской голос после третьего гудка.

– Доброе утро. Меня зовут Гвидо Брунетти. Я бы хотел поговорить с… – Брунетти слегка замешкался, стоит ли упоминать титул или достаточно будет сказать «с тестем».

– Он сейчас говорит по другой линии, Dottore Брунетти. Может, он перезвонит вам через… – затем последовала долгая пауза, – у нас тут отключили свет. Я сейчас вас соединю.

Брунетти услышал мягкий щелчок, а затем в трубке зазвучал глубокий баритон его тестя:

– Фальер.

Точка.

– Доброе утро. Это Гвидо.

Голос тестя слегка смягчился:

– А, Гвидо, как поживаешь? Как дети?

– У нас все отлично. А как вы? – у него не хватило духу выговорить «Донателла» (так звали его тещу), а называть ее графиней почему-то не хотелось.

– Мы тоже в порядке, спасибо. Так чем обязан? – Граф прекрасно понимал, что коль скоро зять позвонил ему, на то имелись веские причины.

– Мне хотелось бы знать, что вам известно о семье Лоренцони.

Граф замолчал. Судя по затянувшейся паузе, Брунетти догадался, что он мысленно копается в составленной за много лет картотеке скандальных историй и сплетен вперемешку с информацией, которой он располагал обо всех знатных семьях в городе.

– А почему тебя это интересует, Гвидо? – осведомился граф, а затем добавил: – Если это не секрет, конечно.

– Речь идет об останках молодого человека, которые раскопали неподалеку от Беллуно. Рядом с останками было обнаружено кольцо с фамильным гербом Лоренцони.

– Это мог быть тот, кто украл у него кольцо, – предположил граф.

– Разумеется, – согласился Брунетти, – но я внимательно изучил материалы дела о похищении Роберто, и у меня возникло несколько вопросов, которые я хотел бы прояснить, если вы, конечно, не возражаете.

– Например?

За двадцать с лишним лет своего знакомства с графом у Брунетти не нашлось бы повода упрекнуть его в несдержанности; мало того, он был уверен: что бы он ни сказал, это останется между ними.

– Двое допрошенных в ходе расследования лиц почему-то предположили, что это чья-то злая шутка. И тот камень, заблокировавший ворота… Его положили со стороны виллы.

– Признаться, Гвидо, я смутно припоминаю все эти подробности. Если мне не изменяет память, нас в то время не было в городе. Это произошло на их вилле, не так ли?

– Да, – отозвался Брунетти. В голосе графа прозвучала какая-то странная нотка. Это заставило его насторожиться, и он спросил: – А вам доводилось бывать там?

– Всего один или два раза, – уклончиво ответил граф.

– Тогда вам должно быть известно, как устроены ворота, – сказал Брунетти. Он решил, что не стоит пока напрямую спрашивать, насколько близки отношения между его тестем и семьей Лоренцони. Пока не стоит.

– Конечно. Они открываются вовнутрь. В стену вмонтировано переговорное устройство, и, чтобы проехать к вилле, каждый посетитель должен позвонить и представиться. Ворота можно открыть и из дома.

– Или снаружи, если известен код, – добавил Брунетти, – именно так и пыталась сделать подружка Роберто, но ворота не открылись.

– Ее фамилия Валлони, не так ли? – спросил граф.

– Да, – ответил Брунетти. Фамилия была знакома ему из материалов дела. – Франческа.

  16