100 
Комиссар отдернул руки от Ретанкур и знаком попросил своих коллег выйти в коридор.
— Это преобразование энергии, — проговорил Эсталер, внимательно следя за медленным перемещением грузного тела. — Она направила энергию на борьбу с вторжением нейролептиков.
— Допустим, — сказал Мордан. — Но мы этого никогда не узнаем.
— Погрузите носилки в вертолет, — распорядился Лавуазье. — Нам надо выиграть время.
— Куда мы ее повезем? — спросил Жюстен.
— В Дурдан.
— Керноркян и Вуазне, найдите для всех гостиницу, — сказал Адамберг. — Завтра мы прочешем этот ангар. Они не могли не оставить следов в этой клейкой пыли.
— В коридоре следов не было, — сказал Керноркян. — Только кошачьи.
— Значит, они пришли с другой стороны. Ламар и Жюстен останутся здесь охранять вход, пока им на смену не приедут полицейские из Дурдана.
— Где кот? — спросил Эсталер.
— На носилках. Заберите его, бригадир, и приведите в чувство.
— В Дурдане есть замечательный ресторан, — сказала Фруасси. — «Роза ветров». Славится своими морепродуктами. Старинные балки, свечи, первоклассные вина и сибас, запеченный в морской соли, в зависимости от сезона. Но не дешево, само собой.
Мужчины повернулись к своей скромной напарнице, изумившись, что она думает о еде, даже когда их коллега на грани смерти. Снаружи грохот вертолета возвещал об отбытии Ретанкур. Врач не верил, что она вернется с того света, — Адамберг «прочел это в его взгляде.
Комиссар посмотрел на измученные лица своих подчиненных в белом свете фонарей. Нелепая перспектива изысканного ужина в дорогом ресторане представлялась им столь же невозможной, сколь и желанной, — это была другая жизнь, мимолетное видение, где блеск роскоши мог на время возобладать над ужасом.
— Хорошо, Фруасси, — решил Адамберг. — Встречаемся в «Розе ветров». Пойдемте, доктор, мы едем с Ретанкур.
— Лавуазье, как тот Лавуазье, очень просто.
XLIX
Вейренк приехал в Париж не для того, чтобы совать свой нос в проблемы уголовного розыска. Но в полдесятого вечера, давно уже покончив с больничным ужином, он никак не мог сосредоточиться на фильме. В сердцах он схватил пульт и выключил телевизор. Приподняв ногу, он сел на край кровати, схватил костыль и, осторожно ступая, двинулся к телефонному аппарату, висевшему на стене в коридоре.
— Майор Данглар? Вейренк де Бильк. Какие новости?
— Мы нашли ее в 38 километрах от Парижа, следуя за котом.
— Не понимаю.
— Боже мой, коту не терпелось найти Ретанкур.
— Ясно, — сказал Вейренк, чувствуя, что майор сейчас взорвется.
— Она находится между жизнью и смертью, мы едем в Дурдан. У нее паралетальная летаргия.
— Вы не могли бы мне хоть что-то объяснить, майор? Я должен знать.
«Зачем, интересно?» — подумал Данглар.
Вейренк выслушал рассказ майора, гораздо менее упорядоченный, чем обычно, и повесил трубку. Он положил руку на раненое бедро и, проверяя кончиками пальцев остроту боли, вообразил себе Адамберга, склонившегося над Ретанкур в отчаянной попытке вдохнуть в нее жизнь.
«С той, что недавно вас избавила от муки,
На веки вечные вы будете в разлуке.
Но не вверяйтесь ни печали, ни докуке,
Вас боги милуют — они опустят луки,
Забудут мстительность и к вам протянут руки,
Чтить избавителя — вот благость их науки».
— Мы еще не спим? Какие мы непослушные, — сказала медсестра, беря его под руку.
L
Вцепившись руками в простыни, Адамберг стоял над постелью Ретанкур, а она все никак не хотела дышать. Врачи кололи, чистили, откачивали, но никаких изменений в состоянии лейтенанта не наблюдалось. Правда, сестры помыли ее с ног до головы, подстригли и обработали волосы, зараженные вшами. Собаки, само собой. Монитор над кроватью подавал слабые сигналы жизни, но Адамберг предпочитал на него не смотреть, вдруг зеленая линия станет совсем ровной.
Врач потянул Адамберга за рукав и отвел его в сторону:
— Идите к ним, поешьте, подумайте о чем-нибудь другом. Здесь вам нечего делать, комиссар. Ей нужен отдых.
— Она не отдыхает, доктор. Она умирает.
Врач отвел глаза.
— Да, похвастаться нечем, — согласился он. — Новаксон, транквилизатор, впрыснутый в больших дозах, полностью парализовал организм. Нервная система на пределе, сердце пока держится — неизвестно как. Странно, что она еще жива. Но если даже мы ее спасем, я не уверен, что она сохранит свои умственные способности. Кровь, скажем так, снабжает мозг по минимуму. От судьбы не уйдешь, смиритесь.
100 
