LXII

Сначала она возникла в поле зрения Адамберга, но у него даже не екнуло сердце. Он нажал большим пальцем на выключатель, Эсталер преградил доступ к двери, Данглар ткнулся пистолетом ей в спину. Тень не вскрикнула и не произнесла ни слова, пока Эсталер надевал ей наручники. Адамберг подошел к кровати и запустил пальцы в волосы Ретанкур.

— Поехали, — сказал он.

Данглар и Эсталер вытащили свою добычу из палаты, а Адамберг, выходя, не забыл погасить свет. Перед больницей стояли две машины уголовного розыска.

— Ждите меня в офисе, — сказал Адамберг. — Я быстро.

В полночь Адамберг постучал к доктору Ромену. В пять минут первого тот наконец открыл ему, всклокоченный и бледный.

— Ты охренел, — сказал Ромен. — Чего тебе от меня надо?

Доктор с трудом держался на ногах, и Адамберг дотащил его на тапочках-лыжах до кухни, усадив на тот же стул, что и в тот вечер, когда они обсуждали «живую силу дев».

— Помнишь, о чем ты меня просил?

— Ничего я у тебя не просил, — тупо сказал Ромен.

— Ты просил меня найти старинное средство против истомы. И я тебе обещал, что найду.

Ромен поморгал и положил отяжелевшую голову на руки:

— И что ты мне нашел? Журавлиный помет? Свиную желчь? Или мне надо выпотрошить курицу и вывалить на голову теплые кишки? Знаю я твои старинные рецепты.

— И что ты о них думаешь?

— Ты из-за этой хрени меня разбудил? — Ромен протянул затекшую руку к коробочке с лекарствами.

— Послушай, — сказал Адамберг, удерживая его.

— Тогда вылей мне воды на голову.

Адамберг повторил операцию, растерев ему голову грязной тряпкой. Потом порылся в поисках мусорного мешка, раскрыл его и положил между собой и Роменом.

— Вот она, твоя прострация вместе с истомой, — сказал он, кладя руку на стол.

— В мусорном мешке?

— Ты совсем никуда не годишься.

— Ну.

— Тут она, — сказал Адамберг, показывая на желто-красную коробочку со стимуляторами, и выбросил ее в мешок.

— Оставь мне таблетки.

— Нет.

Адамберг встал и открыл все валявшиеся на столе упаковки в поисках капсул.

— А это что? — спросил он.

— Гавлон.

— Я вижу. От чего он?

— Желудочный гель, я всегда его принимал.

Адамберг собрал в одну кучку коробки с гавлоном, в другую — с энергилем и в три приема смахнул их в мусорный мешок.

— И много ты их сожрал?

— Сколько мог. Отдай назад мои штучки.

— Твоя прострация в твоих штучках. Внутри капсул.

— Что, я не знаю, что такое гавлон?

— Ты не знаешь, что внутри.

— Гавлон, старик.

— Нет, это адская смесь из журавлиного помета, свиной желчи и теплых куриных кишок. Я отдам их на анализ.

— Ты сам никуда не годишься, Адамберг.

— Послушай меня, сосредоточься насколько можешь, — Адамберг взял его за руку: — У тебя есть замечательные друзья, Ромен. И подруги — Ретанкур, например. Они за тобой ухаживают и избавляют тебя от многих хлопот, не так ли? Ты же сам в аптеку не ходишь, а?

— Нет.

— Тебя навещают каждую неделю и приносят лекарства?

— Да.

Адамберг завязал мусорный мешок и положил рядом с собой.

— Ты все это заберешь? — спросил Ромен.

— Да, а ты будешь пить и писать, сколько сможешь. Через неделю встанешь на ноги. За гавлон и энергиль не беспокойся, я сам тебе их принесу. Настоящие. Потому что в твоих капсулах — треклятый журавлиный помет. Или прострация с истомой, как тебе больше нравится.

— Что ты несешь, Адамберг? Ты даже не знаешь, кто мне их приносит.

— Знаю. Одна твоя добрая знакомая, которую ты высоко ценишь и уважаешь.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, что в эту минуту она сидит в моем кабинете в наручниках. Потому что она убила восемь человек.

  115