52 
– Как вы считаете, вас кто-нибудь ударил по голове?
– Нет, не думаю. Я очень много размышляла на эту тему, и единственный вывод, к которому я пришла, это то, что я просто не хочу вспоминать. Должно быть, прошению что-то настолько ужасное, что мой мозг просто отключился, отгородился от этого.
– Я слышал о существовании истерической амнезии и даже несколько раз видел это сам. Обычно бывает, что человек вспоминает все позже, если не на следующий день, то на следующей неделе. Вашего отца убили не каким-то зверским способом. Его аккуратненько застрелили прямо в сердце, без шума и пыли. Поэтому мне кажется, что вас потрясли именно люди, которые были в этом деле замешаны, – поэтому-то ваше сознание и заблокировало ту ночь.
– Да, наверное, – медленно проговорила Салли. Она обернулась и увидела, что к ним приближается официантка с их заказом. В воздухе вокруг них распространился сильный запах чеснока, масла, жареной тыквы и густой аромат мясного хлеба.
– Пахнет восхитительно. Нельда. Я бы не мог остаться стройным, если бы жил здесь.
Нельда, официантка, рассмеялась и поставила на стол между ними бутыль кетчупа «Хайнц».
– Ешьте и наслаждайтесь, – сказала она.
– Скажите, Нельда, как часто здесь обедают Марта и «молодой» Эд?
– Ну... может быть, раза два в неделю. – Нельда взглянула на них с некоторым удивлением. – Марта говорит, что ей надоедает собственная готовка. А «молодой» Эд – мой старший брат. Бедняжка, мне его жаль. Каждый раз, когда он хочет увидеться с Мартой, ему приходится выдерживать шуточки Тельмы. Просто не верится, что эта старуха все еще жива и к тому же каждый Божий день пишет дневник и ест эти ужасные сосиски.
– Это интересно, – заметил Джеймс, когда Нельда ушла. – Ешьте, Салли. Все в порядке, у вас безупречная фигура, но в сильный ветер я буду беспокоиться, как бы вас не унесло.
– Я привыкла бегать каждое утро. Когда-то я была сильной.
– Все вернется, вы снова станете прежней. Только держитесь со мной рядом.
– Не могу представить, как можно бегать в Лос-Анджелесе. Я знаю его только по фотографиям: жуткий смог и скопища машин на скоростных автострадах.
– Я живу в каньоне. Там здоровый воздух, и я бегаю там с не меньшим успехом, чем вы.
– Почему-то не представляю вас жителем Южной Калифорнии. Мне кажется, вы человек какого-то другого типа. А ваша бывшая жена все еще живет там?
– Нет, Тереза вернулась на восток. Между прочим, она вышла замуж за жулика. Надеюсь, у нее не будет детей от того парня. У них такая наследственность, что просто волосы дыбом!
Салли рассмеялась – рассмеялась впервые по-настоящему. И ей было так же удивительно это чувствовать, как Джеймсу – слышать ее смех.
– Салли, вы хоть немного догадываетесь, как вы сейчас прекрасны?
Ее вилка замерла в воздухе над куском мяса.
– Вы что, сексуальный извращенец, которого тянет к сумасшедшим?
– Если вы еще когда-нибудь заявите что-нибудь в этом роде, вы меня разозлите. Предупреждаю: когда я выхожу из себя, то начинаю совершать странные поступки, например, могу сбросить одежду и-гонять уток в городском парке.
Было заметно, как напряжение отпустило Салли. Джеймс не имел ни малейшего понятия, с чего это он вдруг заявил, что она прекрасна, – просто сорвалось с языка само собой. Уж если совсем честно, она более чем прекрасна, она теплая и заботливая, даже в тот момент, когда переживала тот кошмарный сон. Хотелось бы ему знать, что делать!
– Вы говорите, что не помните ту ночь, когда был убит ваш отец. А другие провалы в памяти у вас есть?
– Да. Иногда я думаю о том месте. Воспоминания, которые ко мне приходят, очень четкие, но я не могу с уверенностью сказать подлинные это воспоминания или просто причудливые образы, порожденные моим мозгом. Вплоть до последних пяти месяцев я помню все очень явственно.
– Что случилось полгода назад?
– Именно тогда все стало мрачным. Сенатор Бэйнбридж неожиданно ушел в отставку, и я осталась без работы. Я помню, что собиралась на собеседование с сенатором Ирвином, но в его офис я так никогда и не попала.
– Почему?
– Не знаю. Помню, был солнечный день. Я пела. Верх у моего «мустанга» был опущен. Воздух был прозрачным и теплым. – Она на время замолчала, нахмурившись, потом пожала плечами и добавила:
– Я всегда пою, когда в машине опущен верх. Дальше я ничего не помню, знаю только, что я так никогда и не увидела сенатора Ирвина.
52 
