71 
Олег круто развернулся к охотникам и, удерживая саблю двумя руками, вскинул ее над головой, показав всем темные кровавые разводы на лезвии.
— Ур-р-ра-а-а!!! — опять заликовала толпа.
— Собрали? — тихо спросил волхв у мальчишек, что подставляли деревянные корытца под вытекающую из туши кровь. — Давайте…
Старик обошел Олега, макнул пальцы в кровь, начертал ему на груди круг, от которого отвел четыре луча:
— Во имя рода нашего, — волхв быстрыми движениями загнул концы лучей в свастику: — во имя Даждьбога-прародителя, — он продолжил загнутые концы, замыкая свастику в круг: — во имя Ярила Светозарного, — старик добавил в круг еще четыре луча, превращая вписанный в круг крест в восьмиконечный: — во имя Перуна, громовержца. Да пребудут с тобою, воевода, милость и сила четырех богов наших. Да не заблудятся ноги твои, — старик мазнул кровью ступни Олега, затем прочертил ею по рукам ведуна: — да не иссякнут силы в руках твоих, и да будут всевидящи очи твои…
Последний мазок пришелся Середину по лицу. Волхв отошел, демонстрируя воинам плоды своих стараний, и охотники снова восторженно заревели.
«Надо!» — заставил себя улыбнуться ведун, ощущая, как теплые струйки стекают с бровей в глаза.
— Тебе доверяю великие святыни, воевода Олег, — отошедший к камню волхв вернулся с двумя свертками. — Дабы в жилы твои влилась доблесть и отвага отцов наших, отдаю тебе в поход чашу Идриса, сделанную из черепа великого латинского воителя, вторгшегося во времена Руса в наши земли и нашедшего здесь свою погибель…
Судя по размеру оправленного в медь кубка, особым интеллектом великий латинский воитель не отличался. Интересно, в каких краях бедолага лишился головы, если учесть, что все здешние жители — относительно недавние переселенцы?
— Дабы все знали, чьи мечи собрались под твоей рукой, воевода, тебе передаю нашу родовую Багряную Челку, под знаком которой наши деды и прадеды одержали сотни славных побед!
Это было старое копье с темным острием довольно грубой работы. Но сразу под наконечником у него шла короткая перекладина, на которой болтались три пушистых волчьих хвоста, каким-то образом крашенных от середины к кончику в пронзительно-алый цвет.
Олег, отерев — а куда деваться? — клинок о штанину, вогнал саблю в ножны, принял у волхва знаки власти, показал их войску. Ратники снова дружно взревели, колотя мечами о щиты.
— С тобою милость богов наших, воевода Олег, — объявил старик. — С тобою сила богов, с тобою воля богов, с тобою мудрость богов. Отныне не найдется ни в русских пределах, ни в чужих землях силы, что сможет остановить тебя, что не склонится пред тобой и твоими богатырями. И да будет так до века!
Дождавшись, пока радостно-восторженные крики немного поутихнут, волхв повторил еще раз, но уже совсем тихо, только для Олега:
— Отныне милость богов не оставит тебя, воевода. А теперь ты можешь пойти и умыться, пока рати продолжат обряд…
Как понял Середин, вернувшись после бани, где он наскоро ополоснулся от крови, продолжением жертвоприношения была общая трапеза. Жертвенного быка ратники резали на кусочки, которые зажаривали у священных костров и с аппетитом поедали. Костры как раз опали, превратившись в груду жарких углей, так что дело двигалось быстро — от почти полутонной туши уже только косточки оставались. Олегу удалось оттяпать себе лишь пару ломтиков граммов по триста — и обряд был закончен. Внутренности быка никто трогать не стал — то ли они считались собственностью волхва, то ли воинам по обычаю ливер не полагался.
— По коням! — скомандовал Олег, последним прожевав полусырое мясо, и ратники, дожидавшиеся первой команды предводителя, дружно побежали к Сураве за лошадьми и заготовленным припасом.
Разумеется, кони стояли навьюченными и оседланными. Всё, что оставалось сделать — это затянуть подпруги и подняться в седло. Олег сунул костяную чашу в суму, Челку протянул Одинцу:
— Вот, держи. Будешь постоянно неподалеку держаться, дабы все видели, где воевода находится, а не искали по всей рати. И не вздумай упустить — это знак твоего рода, наследство предков. Потом по гроб жизни от позора не отмоешься.
— Не упущу, дядя Олег!
Мальчишка взметнулся в седло, вскинул Багряную Челку высоко над головой и с восторженным воплем вылетел за ворота, забыв даже попрощаться с матерью.
— Ты… Ты уж побереги его, — положив ладонь Середину на руку, попросила Людмила.
71 
