Ну, мы приехали, пошли домой к покойному, когда уже стемнело. Шли без опаски – немцы в том районе хорошо почистили округу, и потом, через городок как раз перебрасывали на восток войска, там солдат было столько, что ни один толковый партизан и близко б не полез… Время что-то около полуночи.
Ввалились мы туда в самый интересный момент, когда в доме определенно что-то происходило: я, Антон и двое хлопцев из патрульной полиции, которых мы на всякий пожарный прихватили с собой, только переодели в цивильное. Мало ли зачем понадобятся. Если заранее есть сведения, что дело склизкое, лишняя осторожность не помешает. В то время иногда крутили самые поганые комбинации. Тот, кто его порешил, мог где-нибудь за городом и нашу машину подстеречь, а потом свалить на партизан…
Зашли мы, а там – настоящий бардак. Родные орут, цепляются за попа, а поп выдирается, норовит выскочить из дома и орет:
– Не буду я по вашему покойнику читать, не буду!
Ну, мы этот бардак пресекаем моментально – рявкнули пару раз, все и притихло. Антон – мужичок был прыткий и жадный до карьеры – с ходу хватает этого попа за глотку без всякого почтения к сану и ласково, тихонечко, по своему обыкновению, у него интересуется:
– А объясните, кали ласка[11], человек добрый, отчего это вы не хотите читать по убиенному служителю закона и порядка? Може, тут политика? Може, вы исключительно по красным читаете? Тогда так и скажите, мы ж не звери, неволить вас не будем, негоже заставлять человека поступать против убеждений…
И, по роже видно, уже защелкала у него в голове машинка, стал прикидывать, как из этого попа сделать партизанского связного. Или по крайней мере сочувствующего лесным бандитам. Ну, гестапо, ясное дело, у них свой порядок и отчетность…
Только смотрю я на этого попика, и начинаю думать, что на идейного он не похож ничуточки. Обыкновенный сельский попишка, зашмурканный, всякого куста боится. У меня такой, прости господи, состоял в осведомителях, и рабочий псевдоним я ему дал – Архангел. Молодой был, любил пошутить…
Попишка обмер окончательно – и давай блеять, что он ничего такого не имел в виду, и никаких убеждений у него нет. А читать он не хочет оттого, что страшно ему. Покойник, мол, так и норовит из гроба вывалиться…
А я смотрю по сторонам искоса, украдкой, как меня учили на курсах. И вижу на рожах скорбящей родни примечательное такое выражение – словно и не удивлены они, а пристыжены, что ли. Полное впечатление, что они прекрасно знают, о чем попик болтает…
И дальше я работаю на чистых, учено говоря, инстинктах. Вежливо отодвигаю моего пана Антона, чтобы не спешил клеить свою политику куда только возможно – у меня ж свой порядок и своя отчетность – столь же вежливо загоняю попа в угол и начинаю его разрабатывать.
Он от страха едва ли не писается, но упрямо твердит, что говорит чистейшую правду: мол, покойник, хвала господу и на том, в его присутствии не ходил и вообще не шевелился. Но вот, стоит только выйти ненадолго, как находишь его, покойного, то есть, в совершенно другом положении…
И вот тут пошли лоб в лоб моя выучка – я к тому времени имел кое-какой опыт – с моими же жизненным установками. С одной стороны, не верю я ни в какую чертовщину. Еще и оттого, что тот, кто видел в работе нашего полицайобермайстера, никаких чертей уже не будет бояться и верить в них не станет…
А с другой – смотрю я на попа, смотрю я на присмиревших родственничков и все сильнее убеждаюсь: стоит за этим что-то, ох, стоит, не все так просто…
Сдаю я попа под присмотр одному из наших и берусь за вдову. Вдова, путаясь в слезах и соплях, мне очень быстро выкладывает, что и в самом деле тут имеет место быть некоторая несуразица: покойник и в самом деле в гробу… того… маленечко ворочается. А поп, вместо того, чтобы отмолить его у нечистой силы, как правильному служителю божьему и положено, сбежать норовит, убоявшись трудностей…
Честно скажу, я разозлился. Не на шутку. Старшим в нашей группе назначили меня, и, понятно, следовало показать себя перед начальством в лучшем свете. А если при этом удастся утереть нос гестапо в лице Антона, то получится совсем хорошо. Самое время начинать работать, качественно и вдумчиво. А мне тут голову дурят ворочающимися покойниками…
Вдова обмерла, как давеча поп, и твердит прежнее – мол, ближе к ночи покойник, того… Ворохается.
Ладно. Я решаю взять себя в руки, не дергаться попусту и вести расследование спокойно. Приказываю, чтобы мне показали этого покойника, из-за которого столько шума. Тем более что мне, как следователю, все равно полагается осмотреть труп помимо тех, кто его уже осматривал…