18 
Вернувшись к лестнице, он глянул вниз. Девушка стояла на том же месте, увидев Сварога, медленно подняла над головой тонкие руки, грациозно выворачивая кисти, прошлась в танце – даже теперь, когда он видел, что это танцует на хвосте змея, танец завораживал…
Завораживают?! Вот именно!
Отступив к изваянию птицы, он сел на прохладный камень, опустил голову, зажал ладонями уши, но все равно явственно различал неизвестно откуда льющуюся нежнейшую мелодию, прекрасную, как радуга, и девичьи голоса, проникавшие, казалось, под череп:
- Во сне и наяву, едва глаза прикрою,
- Пульсируют, звучат два сердца,
- два птенца.
- Со мной ты танцевал
- над солнечной страною –
- И все-таки, увы, не разглядел лица…
Он боялся чего-то страшного, ждал, что ноги сами шагнут к лестнице, – но довольно быстро понял, что гипнотического влияния песня на него не оказывает, хотя, несомненно, должна, не зря же так стараются, взлетая до немыслимых пределов нежности и печали, голоса девушек-змей…
- Слепил полярный день
- истомою полночной,
- Сверкая, таял снег, и музыка лилась.
- Во сне и наяву мы танцевали молча,
- Сначала в первый раз,
- потом в последний раз…
Они не могут подняться, облегченно вздохнул Сварог, привалившись спиной к постаменту. Как знать, возможно, все дело в птице – он смутно помнил, что в древней мифологии чертовски много места отводилось битве змеи и птицы, и в здешней тоже, змея и птица – постоянные противники…
И сам не заметил, как стали слипаться глаза.
…Он бежал по склону холма, поросшему тонкими осыпавшимися березками, бежал – и никак не мог остановиться; прелая лимонно-желтая, золотисто-желтая, желто-оранжевая листва скрипела под подошвами армейских ботинок, гибкие черные ветки хлестали по лицу, плечам, груди, он едва успевал заслониться локтем, чтобы не выколоть глаза. Склон был настолько крутым, что попытайся Сварог хоть на мгновенье замедлить безудержный свой бег, его неминуемо опрокинуло бы, и дальнейший путь пришлось бы проделывать унизительно – кубарем.
Что происходит, что он делает на склоне осеннего холма и куда несется, он не знал. И не было возможности передохнуть, пораскинуть мозгами. Вперед, вперед, вперед – он петлял как заяц, чтобы не влепиться лбом в ненароком подвернувшееся на пути дерево, попутно пытался ухватиться за влажные шершавые стволы березок, чтобы наконец остановиться, но пальцы соскальзывали, на них оставались только белые кудри березового лыка, шуршащие, как папиросная бумага.
А в ушах билась, трепетала неземная, очаровывающая мелодия:
- Покуда два птенца, крича,
- рвались друг к другу,
- Мы, нежно обнявшись,
- кружились над землей,
- Со мной ты танцевал
- под солнечную вьюгу,
- Во сне и наяву она была со мной.
Зловещий, густой, как сироп, свет закатного солнца пронизывал перелесок насквозь, длинными полосами лежал на стылой до инея земле, изменял перспективу, прятал в своих кровавых лучах предательские ветки. В этом полуреальном свете пожухлая листва казалась серой, а руки горели болезненным румянцем. Черная, причудливо вытянутая тень Сварога гналась за ним по пятам…
…А потом Сварог вынырнул в реальность – резко, словно из проруби, жадно хватая ртом воздух. Лицо было мокрым от пота, пот едкими струйками стекал по спине, пропитывал одежду. Сердце неистово бухало у самого кадыка, и расширенные от солнечного сиропа зрачки обжег черно-синий ночной мрак.
Не было холма, утопающего в предзакатном свете, и Сварог никуда не бежал опрометью. Он стоял на каменной лестнице пирамиды, и от змеедевы его отделяло уарда три – пять ступеней, да небольшая, выложенная из плит площадка у ее подножия.
Нет, он не стоял: он спускался, шел на зов певуньи, приближался к ней – помимо своей воли, неотвратимо, шаг за шагом. Вот левая нога зависла над четвертой снизу ступенью, туловище слегка наклонилось вперед, смещая центр тяжести, правая нога согнулась в колене, позволяя левой утвердиться на каменной плите. Рука скользнула по холодной шершавой балюстраде…
Сварог ощущал каждое свое движение, каждую клетку своего взбунтовавшегося тела… однако не был в силах противостоять пленившей его чужой воле. Вот тебе и гипнотическое влияние, черт, черт, ч-черт…
Осталось три ступени. Средняя пересечена контрастной угольно-черной трещиной – как веной. В кармане лежал шаур, рукоять меча касалась сгиба локтя – но не было возможности воспользоваться оружием. Тело больше не принадлежало Сварогу.
18 
