113 
Х-хэсь!!!
Судя по звуку, удар был качественный. Треск стула, шум падающего тела, изумленный возглас, похожий на заячий писк, И тут же в две глотки взревели:
— Деньги где, пидер?
— Где «уазик»? — шум несомненного пинка. — С-сука, потроха выну!
— Деньги где?!
— Не лупай глазками, тварь! Деньги где? Это продолжалось несколько минут
— возня, азартные пинки, жалкий писк ничего не понимающего Фомича, рявканье и угрозы, половины которых хватило бы любому нормальному человеку, чтобы позорным образом описаться.
Потом они то ли утомились, то ли решили, что предварительная обработка завершена. Слышалось тяжелое дыхание, стоны ушибленного. С шумом придвинули стул.
— Дай сигаретку, Митя. Спасибо… Фомич, подними харю. Больше бить не будем… пока. Знаешь, у меня ни слов, ни эмоций не хватает, чтобы описать твою наглость. Ты на что, собственно говоря, рассчитывал? Честное слово, не пойму… Дураку было ясно, что следы моментально приведут к тебе.
— Да о чем вы? — взвыл Фомич тоном невинной девушки, оказавшейся на необитаемом острове в компании дюжины сексуальных маньяков. — Вы что, рехнулись оба?
— Клиент хамит…
— Митя, стоп! — распорядился Пашка. — Погоди… Фомич, я о тебе был лучшего мнения… Ты бы хоть легенду какую-то приготовил заранее, что ли, ложный след…
— Павел Иванович, объясните, наконец, в чем дело!!!
— В «уазике», — сказал Пашка. — Из которого пару часов назад нашего манекена вытряхнули, обдав предварительно «черемухой». В том самом месте, куда ты его якобы от моего имени просил приехать, сука такая. Ты на что рассчитывал?
— Я?! — как и следовало ожидать, возопил Фомич, уязвленный в самое сердце. — Я?
— Ну не я же, Фомич…
— Обратите внимание, босс, — вмешался Елагин. — На манекена напали аккурат в том самом месте, где он якобы оторвался от Фомича, по недавнему заявлению последнего. Вам не кажется, что совпадение чересчур уж многозначительное? Загодя почву готовил, козел?
— А ведь похоже, Митя, — сказал Пашка. — Похоже…
— Подождите! — вскричал Фомич. — Объясните толком…
— Объясним, — ледяным тоном сказал Пашка. — Собственно, объяснили уже. Ты передал манекену от моего имени, что я прошу перегнать «уазик» с деньгами на угол Кутеванова и Западной и передать там неизвестному, который скажет некий пароль… Манекен поехал. Только неизвестный вместо пароля дал ему по башке, прыснул газом и, пока тот блевал в пыли, угнал «уазик». Одного я не пойму, Фомич: зачем газом-то прыскать понадобилось? Коли уж он поверил, и так отдал бы машину…
— Для вящей надежности, надо полагать, — сказал Елагин.
— Да нет, мне думается, — сказал Пашка. — Видимо, тут где-то была недоработочка, видимо, манекен наш мог узнать посланца. Фомич об этом сначала не подумал, а потом спохватился…
«Прекрасно, — подумал Петр. — Начали активно дополнять дезу собственными догадками. Значит, приняли ее полностью, заглотнули».
— Точно! — восхищенно охнул Елагин. — Мог узнать! Значит, раньше его видел наш манекенчик, и достаточно часто… Кто-то с фирмы, а? Кто с тобой работает, Фомич? И вообще, ты сам на себя работаешь или кто-то надоумил?
— Вы с ума сошли, оба? Ничего я ему не говорил, никуда не посылал…
— Митя, поделись добытой информацией…
— Дело в следующем, — сказал Елагин. — «Уазика» на цыганской стоянке действительно нет. На Кутеванова и в самом деле поднимали два часа назад с земли опрысканного грязью мужичка, которого якобы двое щенков освежили газом, чтобы грабануть бумажник…
— Вот видите! При чем тут я?! Двое щенков…
— Фомич, ты глупеешь на глазах, — хохотнул Пашка. — А вот манекен сохранил кое-какие остатки хитрости, хоть и дурак дураком. Что он, по-твоему, должен был поведать мирным горожанам и участковому? Что у него увели машину, в которой лежало триста кило американских денег? Сообразил придумать насчет юных налетчиков и вульгарного бумажника… Не дурак. А ты — дурак законченный. От жадности потерял всякое соображение. Ни ложного следа, ни убедительных отговорок… Будь ты поумнее, позаботился бы о ложных следах. Будь порешительнее — дал бы команду пристукнуть его к чертовой матери. А ты… Как был дешевым советским снабженцем, так им и остался.
— Павел Иванович, честное слово…
— Митя!
Звук удара. Оханье. Пашка невозмутимо продолжал:
113 
