35 
Иными словами, Горчаков вместо серьезной работы предпочитал эффектные фразы и пышные меморандумы…
Но многие в России его, повторяю, любили: потомок Рюрика, светский остроумец, немчуру терпеть не может, зато с «культурными» Англией и Францией готов дружить, да и к панславизму относится с симпатией…
Кроме министерства иностранных дел, Горчаков получил еще и пост канцлера - первый по значению в «Табели о рангах».
Но старичок уже впадал в откровенный маразм. Примеры оставил в своем дневнике военный министр Милютин.
Совещание у императора, где решается, быть или нет войне с турками. Горчаков, шамкая, выступает с оригинальнейшей идеей: если европейские державы откажутся совместно с Россией вразумить Турцию и заставить ее прекратить преследования славян, Россия должна объявить в манифесте, что намерена действовать на Балканах единолично… и распустить мобилизованную армию!
Совещание естественным образом прервалось. После того, что предложил Горчаков, ни у кого попросту не нашлось слов, чтобы этот маразм цензурно прокомментировать. Император заседание прекратил, и все тихонько разошлись…
Второй случай. Снова совещание у императора - на сей раз по вопросу о мерах, которые следует принять для противодействия революционной пропаганде. Когда дошла очередь до Горчакова… «Князь Горчаков попробовал поднять вопрос в высшую сферу политическую, но, так как он по-русски говорить не умеет, то речь его не была понятна». Наверняка эта обтекаемая фраза означает, что выживающий из ума старичок опять мямлил что-то несуразное - какой еще может быть смысл?
Но вот Россия одерживает победу над Турцией - несмотря на все недочеты и промахи, которые я выше обрисовал подробно. Есть у России такое достойное уважения качество: в самой безнадежной ситуации простые русские люди превеликим напряжением сил совершают невозможное…
Для выработки мирного договора собрался Берлинский конгресс. И Горчаков, находившийся уже в откровенном маразме, рвется возглавлять русскую делегацию. Милютин: «У нашего престарелого канцлера преобладает давнишняя мечта о конгрессе и что он даже во сне видит, какую роль будет он сам играть на этом конгрессе, чтобы закончить с блеском свое дипломатическое поприще. Такое предположение оправдывается вполне безграничным тщеславием и эгоизмом нашего канцлера».
Если Горчаков собирался блеснуть, получалось как раз наоборот Берлинский конгресс стал сильнейшим ударом по самолюбию и национальной гордости России. Выиграв войну, она получила такой мизер, что это и в самом деле чертовски унизительно.
И главная причина - совершеннейшее бессилие русской дипломатии. Пользуясь футбольной терминологией, она продула Берлинский конгресс с разгромным счетом.
Единственный, кто был еще на что-то способен, - упоминавшийся уже Игнатьев. Толковый был человек, не без ума и способностей. Но он занимал подчиненное положение. Первую скрипку в русской делегации на конгрессе играл Петр Шувалов бывший начальник корпуса жандармов (и неплохой!), назначенный «в дипломаты» лишь пару лет назад и потому не обладавший нужным опытом.
Ну а над ними стоял Горчаков, дошедший до крайней степени маразма. Встретившись с премьер-министром Англии Дизраэли, Горчаков уже настолько себя не контролировал, что вывалил на стол секретнейшую карту, на которой были обозначены минимальные и максимальные территориальные уступки, на которые Россия могла пойти при определении границ с Турцией. То есть выдал «противнику» секретнейшую информацию. Дизраэли карту рассмотрел с превеликим удовольствием, да вдобавок не стал держать эту историю в секрете, она попала в европейские газеты, репортеры долго изощрялись в остроумии, на все лады растолковывая читателям, кто руководит российской внешней политикой.
Горчаков в отчете о конгрессе (он сохранился) нацарапал трясущейся рукой: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Можно подумать, в ней были и светлые страницы…
Наилучшее представление о том, что собой представляет руководимая старым маразматиком политика России, дает обширный отрывок из книги историка С. Татищева «Дипломатические беседы о внешней политике России»: «Прямая обязанность дипломатии - обратить на благо России беспримерное торжество русского оружия. Что же делала, как поступала она? Глубокая скорбь проникает в душу, сердце обливается кровью при одном воспоминании о том смятении, о той неурядице, что в эту знаменательную эпоху царила в наших дипломатических рядах… Дипломаты окончательно растерялись. Не было более единства в руководстве и направлении; каждый из местных представителей России в иностранных столицах действовал на свой страх и на свою голову, не только не ища согласования своих поступков с действиями товарищей, но во всем переча один другому. Так, в Лондоне разделывалось то, что было улажено в Вене, Вена пререкалась с Берлином, переговоры в Сан-Стефано велись в полном разногласии с Петербургом. Венцом всего явился Берлинский конгресс, на котором уполномоченные наши отложили всякое попечение о нуждах и пользах России, чтобы отстоять независимость Румынии и Сербии, свободу и самостоятельность болгар. Этой цели они достигли, хотя и дорого заплатили за нее предоставлением всем прочим участникам конгресса разных преимуществ, от коих заранее отреклась Россия… Первый долг государства промышлять о самом себе. Призвание наше освобождать наших восточных единомышленников и единоверцев было бы просто бессмысленным, если бы не могло осуществиться иначе, как нам во вред. От нас зависело предотвратить зло, заручившись надежными гарантиями. Мы этого не сделали…»
35 
