Общее руководство охраной высокопоставленных гостей, царя и Столыпина, осуществлял товарищ министра внутренних дел, начальник Департамента полиции и командир отдельного корпуса жандармов генерал Курлов. Деталями ведали его подчиненные: заведующий Киевским охранным отделением подполковник Кулябко и его шурин, начальник дворцовой охраны полковник Спиридович.
Согласно последующим объяснениям двух нижестоящих Кулябко и Спиридовича, история выглядела так. К Кулябко явился взволнованный Богров и сообщил, что в Киев нагрянула группа опасных и злобных террористов, намеренных покуситься на Столыпина и министра просвещения Кассо. Естественно, спецслужбы взвились. Поскольку единственным, кто знал об их перемещениях, оказался Богров (к которому бомбисты, не подозревая о его службе в охранном, запросто приходили на квартиру), Богрову быстренько выдали один из предназначенных для тайных билет в театр. Дальше начинается откровенная путаница. По одной версии, Богров должен был опознать заявившихся в театр террористов. По второй оперативно доносить Кулябко об их перемещениях и планах. Кстати, самому Столыпину моментально донесли о прибывших по его душу злодеях, и он был в курсе…
Таким вот образом Богров и оказался в театре с помощью сказочки о террористах. И выстрелил в Столыпина - хоть в этом факте сомнений нет.
А вот что касается многого другого - сомнений, подозрений и версий возникает множество.
Первый вопрос: с какого, собственно, перепугу вполне благополучный молодой человек, никоим образом не упертый революционер, вдруг взял да и шарахнул в премьера?
Сначала на допросах Богров заявил, что совершил теракт исключительно «по идейным соображениям». На правду это нисколечко не похоже: прежде всего оттого, что Богров на «идейного» не тянул. В меру циничен, в меру корыстолюбив - в агенты завербовался исключительно ради денег на красивую жизнь. Ни капли в нем не было от жертвенности…
Должно быть, то же самое пришло в голову следователям, уже достаточно осведомленным об этой персоне. И Богров резко изменил показания: теперь он не ради идеи пошел на такое - его, изволите ли видеть, вынудили. 16 августа к нему на квартиру неожиданно явился некто по кличке «Степа», из тех самых анархистов-коммунистов, и…
«„Степа“ заявил мне, что моя провокация безусловно и окончательно установлена… мне в ближайшем будущем угрожает смерть, реабилитировать себя я могу одним способом, а именно - путем совершения какого-либо террористического акта, причем намекал мне, что наиболее желательным актом является убийство начальника охранного отделения Н. Н. Кулябко, но что во время торжеств в августе я имею богатый выбор… Буду ли я стрелять в Столыпина или в кого-либо другого, я не знал, но окончательно остановился на Столыпине уже в театре, ибо, с одной стороны, он был одним из немногих лиц, которых я раньше знал, отчасти же потому, что на нем было сосредоточено общее внимание публики».
Вообще-то подобные случаи известны когда разоблаченного агента заставляли «во искупление» убить какого-нибудь жандармского чина. Однако тут далеко не все просто…
Начнем с того, что существование грозного «Степы», собственно говоря, ничем не подтверждено, о нем знали исключительно со слов Богрова. Да и выглядит «Степа» как-то придурковато: зная, что в Киев прибыли великолепные мишени вроде царя и премьера, он почему-то сосредоточивается на ничтожной по сравнению с ними фигуре подполковника Кулябко.
Кстати, шлепнуть Кулябко Богрову было проще простого, не устраивая спектакль в театре как-никак до приезда высоких гостей (о котором уже 16-го должен был прекрасно знать «Степа»), сто раз можно было встретиться с Кулябко где-нибудь на явочной квартире и пристрелить его там, не подвергаясь ни малейшему риску. Анархисты довольны, Богров прощен…
Кстати, почему Богров просто-напросто не ударился в бега? Подобно попавшему в подобную ситуацию, разоблаченному Азефу? Денег у него было достаточно, да вдобавок можно было нацелить кураторов из охранного на означенного «Степу»…
Одним словом, есть огромные сомнения в реальном существовании «Степы», так никогда впоследствии и не всплывшего в полицейских документах.
И есть повсеместная уверенность, высказывавшаяся практически открытым текстом в высшем обществе, а заодно и с трибуны Государственной Думы: смерть Столыпина - результат заговора спецслужб… В этом мало кто тогда сомневался. Об этом говорили даже не понижая голоса… И обвиняли в первую очередь генерала Курлова. На него «переводили стрелки» так беззастенчиво, открыто, не утруждаясь соблюдать видимость законности, что это опять-таки вызывает сильнейшее недоверие.