Последние отзывы

  25  

— Не мешало бы навести справки о нем, прежде чем соглашаться. Такие решения с кондачка не принимают. Тебя что, торопили?

— Да, именно торопили. Так что выбора не было. Или я соглашаюсь сразу, или нет, — ответил Томми.

— Как правило, обо всем можно договориться.

— Не в этом случае. — Томми заметил, что вроде как оправдывается. Насколько он помнил, дядя Эрик впервые вступил с ним в серьезный спор. И ему это не нравилось.

— Н-да. Ну что ж, нам остается только поздравить тебя и пожелать удачи, Томми. Будем держать за тебя кулаки. Лисбет передает тебе большой привет.

Разговор закончился. Но от него осталось болезненное ощущение, которое покинуло Томми лишь через несколько часов.

*

Следующие дни промелькнули незаметно. По утрам Томми завершал дела на старой работе, в налоговом ведомстве. А с обеда и до самого вечера сидел в офисе на Бюгдёй-алле. До постели он редко добирался раньше полуночи.

На первых порах случались мелкие стычки и недоразумения, но в целом они с Микаелем вполне сработались. Вернее, Томми просто привык. Микаэль большой зазнайка, и запросы у него огромные, об этом Томми знал заранее. Он быстро смекнул, что лучше всего подстроиться под это обстоятельство, и потому стал советоваться с Микаелем по всем вопросам, крупным и мелким. Что касается закупок — начиная с мелочей вроде канцтоваров и горшков с цветами и кончая более важными вещами, вроде заказа на оформление визитных карточек и дверных табличек, покупки телефонов, компьютеров и программного обеспечения, — Микаель принимал решения единолично. Он же занимался бухгалтерским обслуживанием, аудиторами и процедурой регистрации. Томми досталось возиться с типографскими заказами на бланки и конверты с логотипом.

Одно Томми не нравилось и во многом стало причиной первоначальных трений, а именно: закупки Микаель предложил ему сделать на собственные, кровные сбережения. Правда, клялся и божился, что все расходы будут компенсированы, как только головная контора переведет деньги из Лиссабона.

У Томми на счете было пятьдесят тысяч крон, но эти деньги он считал своим резервом. Вдобавок собирался кое-что потратить на собственные нужды: купить новую одежду (двумя костюмами, что у него были, явно не обойтись), заменить холодильник в квартире, который дышал на ладан, да и посудомоечную машину приобрести, а главное — обзавестись нормальным автомобилем вместо нынешней развалюхи.

В результате к концу первой же недели у него на счете осталось меньше четырех тысяч.

Мысль о дядиных сомнениях не давала ему покоя. Может, он и вправду зря поторопился, не стоило вот так бездумно хвататься за эту возможность.

19

Саид вздрогнул и открыл глаза. И снова услышал звук, который его разбудил. Детский плач — тихое хныканье Тахмины. Пока что он так и не привык к звукам, связанным с маленькими детьми. Все это было ему совершенно чуждо.

На улице по-прежнему кромешная тьма. Он отбросил слишком толстое и тяжелое одеяло, спустил ноги на пол и потянулся за часами, которые лежали на белом ночном столике. Четверть восьмого. За дверью послышались легкие быстрые шаги. И неразборчивый шепот Ширы. Тахмина ныть перестала.

Саид сидел, положив руки на голые ляжки. Прислушивался к звукам за дверью: открыли и закрыли кран, быстрые решительные шаги Ширы, торопливый топоток босой Тахмины, шепот. Потом по полу двинули стул, звякануло стекло, то ли открылась, то ли закрылась дверь. Он учуял слабый запах кофе и мыла.

Закрыв лицо руками, Саид увидел Нуру. Она лежала на белой простыне. Будто спала. На лбу и скулах — кровавые потеки. Один глаз слипся от засохшей крови.

Ослабит ли ненависть когда-нибудь свою хватку? Или каждый раз будет возвращаться, вот как сейчас? Почему Бог позволил ненависти гореть так сильно, так ярко, не затухая?

Он вдруг встал, натянул брюки и футболку, комом валявшиеся на полу, и вышел из спальни.

На него уставились две пары глаз. Шира, сидя на корточках, одевала Тахмину.

— Мамин братик, — сказала Тахмина по-арабски, серьезно глядя на него.

Саид замер. Кивнул. Впервые за всю неделю девочка обратилась прямо к нему. До сих пор она только смотрела на него, а когда он пытался заговорить, испуганно отворачивалась. Поэтому он перестал обращать на нее внимание, оставил в покое.

Тахмина по-прежнему смотрела на него:

— Ты поранился?

  25