38 
Майосара стирала, а мысли ее были далеки и от ласковой озерной волны, и от пряной истомы летнего дня; она даже не слышала возни, затеянной у нее за спиной Ававос и Ликом. Иногда ее большие серые глаза туманила слеза, и полные, красиво очерченные губы подрагивали, собирая мелкую россыпь еле видимых глазу морщинок в уголках рта.
Неожиданно широкая тень легла на воду около Майосары, кто-то прерывисто и жарко задышал ей в затылок. Девушка стремительно обернулась и едва не упала с узенького деревянного помоста, натолкнувшись на тяжелый похотливый взгляд сборщика податей; лицо его расплылось при виде миловидного румяного личика Майосары в широкой, сальной улыбке.
– Ну-ну, не пугайся… – сборщик податей подступил ближе и попытался взять Майосару за руку.
Девушка брезгливо отстранилась. Заметив, как он жадным взглядом впился в вырез платья, где виднелась тугая, молочной белизны грудь, торопливо затянула развязавшийся шнурок и легко и грациозно соскочила на берег.
– Что же ты… так… обожди, – бормотал, распаляясь, сборщик податей, наступая на девушку.
– Уйди! – закричала перепуганная Майосара, отталкивая его волосатые руки.
– Зачем – уйди… Иди ко мне… Иди… – он с неожиданным для его комплекции проворством облапил руками девушку и завалил на груду не стираного белья.
– Оставь меня! А-а-а! – захлебнулась криком Майосара.
Зажав ладонью рот девушки, сборщик податей пытался разорвать крепкую ткань, навалившись грузным телом на полузадохнувшуюся дочь кузнеца…
Плетеная из воловьих жил нагайка обожгла жирную спину насильника словно каленое железо. Град ударов, один сильнее другого, обрушился на сборщика податей; прикрывая голову руками, он с воплем завалился в озеро. Его одежда на спине вмиг взлохматилась, и кровь окрасила прозрачную воду в розовый цвет.
– Остановись! Ты его убьешь! – с криком бросилась Майосара к неистовому Абарису, – закусив до крови губу, юноша размашисто хлестал тяжелой нагайкой обеспамятевшего от страха и боли сборщика податей.
Абарис на замахе остановил свою руку, отшвырнул нагайку, вытащил за шиворот толстяка из воды и словно куль соломы бросил его на землю у ног Майосары.
– Шелудивый пес! Как ты осмелился! Ты!..
– Не убивай! Не убивай, сын вождя! Прости! Сам не знаю, как получилось! – вопил сборщик податей, извиваясь, словно червь.
– Он тебя не обидел? – спросил Абарис, бережно прикоснувшись к плечу девушки.
– Нет… – стыдливо потупилась Майосара и начала быстро собирать разбросанное по земле белье…
Тем временем несостоявшийся насильник с жалобными стенаниями быстро заковылял прочь.
Когда косогор скрыл его от глаз Абариса и Майосары, он опустился на землю и принялся ощупывать исполосованную спину, осыпая страшными проклятиями сына вождя и строптивую дочь кузнеца, видевшую его позор. Так просидел он, затаившись среди высокого разнотравья, до полудня, подставляя израненные плечи под ласковые солнечные лучи и отмахиваясь веткой от мух и оводов. Наконец сборщик податей дождался: мимо него, по тропинке, возвращались с рыбалки подростки; через них он и передал приказ домочадцам, чтобы те срочно прислали ему одежду и коня.
Когда спустя некоторое время он получил и то и другое, то на удивление раба-конюшего повернул не домой, а в сторону леса, не преминув при этом хлестнуть нагайкой его, ни в чем не повинного. Обиженный раб, кому, правда, подобные выходки хозяина не были в диковинку, почесал побитые места и медленно поплелся обратно…
Лес шумел таинственно и грозно. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую листву и, достигнув земли, теряли яркость и тепло в прохладной тени чащобы. Лишь кое-где, на крохотных лесных полянках, кусочки солнечных пятен сливались в сплошной знойный лоскут, отсвечивающий сочной зеленью, нередко усыпанной красными лесными ягодами.
Лик и Ававос не заметили, как в поисках таких ягодных полянок они забрели в глухое урочище, пользовавшееся дурной славой среди сколотов и где в древние времена было капище кровавого бога киммерийцев[66], изгнанных сколотами в безводные пустыни. До сих пор у входа в огромную пещеру, вырытую в обрыве урочища, высились мрачные каменные идолы; их безобразные ушастые головы были повернуты к восходу. Вход в пещеру со временем завалился, зарос чертополохом и густым кустарником, где ползали змеи. На дне урочища струился тонкий ручей, местами разливаясь в крохотные болотца, опасные коварными яминами, скрытыми под ржавой чахлой травой; она не бывала зеленой даже весною. Воздух в урочище был тяжелым, с каким-то неприятным запахом, особенно в жаркие летние дни. Но звери эти места не обходили, может потому, что здесь находились солонцы, и поэтому для людей, менее суеверных, чем сколоты, урочище могло быть настоящим охотничьим раем: в утренние часы у солонцов бродили олени, сохатые, иногда медведи, не говоря уже о прочей мелкой живности.
38 
