17 
Стиви Рей посмотрела на Крамишу.
— Слушай, я же постоянно торчу здесь, никуда не хожу, занимаюсь своими делами. — Она сделала выразительную паузу, рассчитывая, что Крамиша поймет невысказанное: «В отличие от тебя, дорогая». — Что значит — сама не своя?
— А то, что ты выбрала самый темный, самый глухой угол и сидишь тут, как мышь. Задуваешь свечи, чтобы стало еще темнее. А еще ты вечно хандришь и куксишься, да так громко, что я прям все твои мысли слышу.
— Ты не можешь слышать мои мысли.
Она выпалила это с такой резкостью, что Крамиша приподняла брови.
— Ясное дело, не могу, сестренка. Зачем орать-то? Я же ясно сказала — «прям слышу», так опоссуму понятно, что это в переносном смысле. Разве тебя мать не учила, что нельзя грубить людям попусту? — Крамиша плюхнулась на деревянную скамеечку рядом со Стиви Рей. — Кстати об опоссумах. Скажи, тебе тоже кажется, что этот роскошный вервольф будет покруче, чем Билл и Эрик вместе взятые?
— Крамиша, я же просила тебя не пересказывать мне серии из третьего сезона «Настоящей крови»! Я еще второй не досмотрела.
— Ну, а я про что говорю? Про то и говорю, про третий сезон. Приготовься к очень суровой четвероногой сексуальности, сестричка.
— Ради Богини, Крамиша! Не смей рассказывать мне, что там будет!
— Ладно, ладно, только как мне это сделать, если я пришла потолковать с тобой как раз об этом горячем оборотне, который может и в волка обратиться, а может и нет?
— Слушай мое последнее предупреждение, Крамиша. Эта скамейка сделана из дерева. Дерево — это все равно, что земля. А раз так, то я сумею заставить ее вытрясти из тебя дух, если ты скажешь мне еще хоть словечко!..
— Знаешь, сестренка, ты расслабься. Я тебе ничего такого не сказала, и говорить не собираюсь. Можем и еще о чем-нибудь потолковать, до того, как придет время тащиться на это скучное заседание Совета!
— Но мы обязаны там присутствовать… Я — верховная жрица. Ты — мой поэт-лауреат. Мы должны идти. — Стиви Рей громко вздохнула и сгорбилась. — Черт, как же хорошо, что Зои завтра возвращается!
— Да уж, это я понимаю. А вот чего я не понимаю, так это того, что у тебя за думки такие, отчего ты ходишь, будто в воду опущенная?..
— Крамиша! Мой парень слетел с катушек и скрылся с лица земли! Моя лучшая подруга едва не умерла в Потустороннем мире. Красные недолетки — те, другие — до сих пор не пришли к нам, а бегают фиг знает где и пожирают людей! И в довершении всего этого я должна стать Верховной жрицей, хотя ничегошеньки в этом не понимаю и не знаю, что это значит. Как тебе кажется, от таких «думок» можно потерять охоту щебетать, как жаворонок, или нет?
— Может, и можно. Но почему тогда, мой поэтический дар не угас даже в таких тяжелых условиях? Мне до сих пор являются стихи, только успевай записывать. Да все на ту же тему — про тебя, да про какое-то чудовище. Почему — сама не пойму.
— Крамиша, я тем более не понимаю, о чем ты говоришь!
Стиви Рей хотела вскочить, но Крамиша уже сунула руку в свой рюкзак и вытащила оттуда листок фиолетовой бумаги, на которой обычно записывала свои странные стихи.
Стиви Рей с тяжелым вздохом снова опустилась на скамейку и протянула руку.
— Хорошо. Давай.
— Я их тут оба записала, на одном листочке. Старое и новое. Сдается мне, тебе надо освежить память.
Стиви Рей не проронила ни слова. Ей потребовалось несколько минут, чтобы добраться до последней строчки. Но не потому, что ей нужно было освежить память. В этом она не нуждалась. Каждое слово этого стихотворения было выжжено в ее мозгу огненными буквами.
У Красной союз со светом —
Опоясав чресла, как встарь
Она выйдет на бой беззаветно,
Ради дружбы взойдет на алтарь.
Тьма кроется в разных обличьях,
Попробуй ее узнать —
В цвете зверя и в облике птичьем
В том, что душу пускает вскачь…
Но никто не уйдет от расплаты,
И придется выплатить долг.
Свое сердце отдать вольна ты,
Но доверие спрячь под замок.
Смотри душой, не глазами,
Ибо зорко лишь сердце одно —
Кто идет танцевать со зверями,
Тех обман стережет все равно.
Стиви Рей приказала себе не плакать, но ее сердце было разбито вдребезги. Каждое слово этого стихотворения было правдой. Она видела Рефаима душой, а не глазами. Она вступила в союз с Тьмой, и не смогла избежать расплаты. В уплату она отдала свое сердце, и продолжала отдавать его — каждый день, каждую минуту.
17 
