Настоящее время

четверг, 9 января, 15:00

церковь Святой Клары

Он устал.

До вечера еще далеко, а он уже давным-давно на ногах, встал, как обычно, в четверть пятого и в половине шестого был в церкви, ведь ему хочется все успеть, у него всегда много дел до прихода первых посетителей.

Джордж сидит на стуле за последним рядом скамей, зябко ежится, подавляет зевоту. Становится холодно, батареи не справляются с обогревом огромного здания, зимой так всегда.

Она по-прежнему сидит там, одинокая, неподвижная.

Он наблюдал за ней с утра, поглядывал мимоходом или просто смотрел, сидя здесь, на стуле, и отдыхая. После дневной службы заходили двое из тех, кого он хорошо знает, обычно они сидят впереди, молятся, потом забредали какие-то пьянчужки, что-то бормотали себе под нос и снова исчезали, а в основном туристы, всегда группами, смотрели, тыкали пальцами в росписи на потолке, покупали открытки, фотографировали, хотя и не положено.

Никто не замечал ее. Никто не подходил.

Уже семь часов она сидела в середине пустого ряда, неподалеку от алтаря, все так же закутанная, вонючая.

Он не хотел пугать ее, предпринял просто последнюю попытку установить контакт.

Сделал несколько бутербродов с сыром и ветчиной, хлеб белый, какой любят дети, в один бумажный стаканчик налил кофе, в другой — красный сок. Тихо прошел между скамей, остановился в метре от нее, но последнего шага не сделал.

Она на него не смотрела. Не слышала, как он спрашивал, не проголодалась ли она, не хочет ли пить. Глядела в пол, нечесаные волосы закрывали грязное лицо.

Джордж поставил тарелку и стаканы на скамью поближе к ней — достаточно протянуть руку, чтобы поесть и попить.

Так все до сих пор и стоит, нетронутое.

Джордж обводит взглядом помещение, где работает с незапамятных времен. Он не понимает, в чем дело, ему привычны одинокие посетители, снующие туда-сюда, но здесь что-то не так, эта девочка… не нравится ему это.

Нужна помощь. Он встает, снова выходит из церкви, направляется к постройке поменьше, к Малой церкви, как ее называют. Восемнадцатый век, красивое здание из желтого кирпича, выходящее длинной стеной на Васагатан.

Если кто и в состоянии помочь, то именно она.

Он знает, что она сейчас там, с раннего утра она на улице, разговаривает с ними, встречает их где-то в городе, они доверяют ей, ведь она сама жила их жизнью, знает, каково это. Но в такую пору она обычно возвращается, сидит в своей конторе, иногда с кем-нибудь из них, чаще одна, на письменном столе раскрытые папки, возле уха телефонная трубка. Спокойный голос изо дня в день убеждает социальные службы, или приюты, или еще бог весть кого помочь вот этой конкретной женщине, вот этой конкретной девочке начать новую жизнь.

Она открывает, улыбается, как всегда, он диву дается, как у нее только хватает сил.

— Сильвия?

— Да?

— Здесь кой-кому нужна твоя помощь.

Лицо у нее худое, бледное, усталое. Жидкие волосы упрямо не хотят лежать и потому торчат в разные стороны. Но глаза. Они сверкают. Уже двенадцать лет она живет без наркотиков и семь лет работает здесь, сестрой милосердия, церковным социальным работником. Она выжила. Джордж встречал нескольких таких, как она, которые опускались на самое дно, в полное забвение, а потом вдруг поднимались, начинали сначала. Откуда в них столько силы, столько нерастраченного оптимизма, столько жизни?

Ему незачем много говорить. Он описывает девочку, весь день неподвижно сидевшую в пустоте, ужасный запах. Сильвия достает из гардероба черное пальто, шарит в корзинке на стене, пока не находит шапочку, которая делает ее лицо еще меньше. Берет его под руку, и они выходят на снег, под которым прячутся могилы и лужайки.

  47