– По-моему, здесь… – сказал Белейко.
И для верности еще раз прошелся крохотным молоточком по одной из ножек.
Высверленное в ножке глубокое отверстие было забито хорошо подогнанной пробкой, и чтобы определить контуры тайника, понадобилась сильная лупа.
Перстень с “Магистром” оказался залит воском, и Дубравин только головой покачал, глядя на довольную улыбку Бронека: это какой же слух нужно иметь, чтобы по звуку определить тайник…
– Ну как? – спросил майор хозяина квартиры, показывая ему перстень. – До сих пор забавно?
Тот промолчал, смотрел на Дубравина ничего не выражающим взглядом, сложив руки на груди.
– Собирайтесь, гражданин хороший, – жестко сказал майор.
И обернулся к понятым:
– Спасибо вам, товарищи. Прочитайте и распишитесь…
Дубравин указал на протокол, написанный Белейко.
В краже он сознался сразу, с какой-то непонятной легкостью, даже облегчением, как показалось Белейко.
Старший лейтенант еще не знал до конца всех обстоятельств дела, а посвятить Бронислава во все нюансы своих новых изысканий у Дубравина просто не было времени.
– Это ваш дед? – показал Дубравин преступнику фотографию, взятую у Ольховской.
– Да…
– Вы удивительно похожи, – сказал майор. – И не только внешне, – добавил он с намеком.
– Может быть…
– Это ваш фонарик?
Майор вынул из ящика стола и положил перед ним изящную вещицу.
Впервые за время допроса в глазах преступника что-то дрогнуло. Но ответил от твердо:
– Нет, не мой.
– Забавно, как вы изволили выразиться ранее. И странно, с какой стати вам не признавать свою вещь?
– Повторяю: фонарик я вижу впервые.
– Ой ли? Вот показания Ольховского, утверждающего, что владельцем фонарика являетесь вы; все-таки вещь редкая, запоминающаяся. Это – показания граждан, которые вместе с вами были в туристической поездке по Германии. Они подтверждают, что тоже видели у вас этот фонарик. И, наконец, заключение экспертно-криминалистического отдела, где указано, что обнаруженный на стекле фонаря след большого пальца левой руки принадлежит вам. Так чей это фонарик?
– Ну, если так… Видимо, я просто забыл. У меня действительно был такой фонарик. Похожий на этот.
– Запишем… И куда он девался?
– Вот уж чего не помню… Где-то посеял. Может, когда ездили на пикник… Нет, не могу вспомнить.
– Пусть будет так. Пока оставим фонарик в покое. Пока… А теперь ответьте на следующий вопрос: за что вы убили Новосад?
В кабинете повисла густая, напряженная тишина. Следователь прокуратуры прикусил нижнюю губу – не смог скрыть волнение.
Преступник, казалось, не понял вопрос. Он сидел все так же прямо, плотно сжав тонкие губы и крепко сцепив пальцы рук, лежащих на коленях.
– Повторяю: за что вы убили актрису Новосад?
Дубравин буквально пожирал взглядом по-прежнему невозмутимого преступника.
– Я ее не убивал…
Взгляд преступника потяжелел. Он подобрался, как перед прыжком, но голос остался ровным и бесстрастным:
– Это ваши домыслы. Перстень взял я. Признаю. Виноват. За что и отвечу перед законом. Но это – увольте…
– Ответите… Товарищ старший лейтенант, – официально обратился майор к Белейко, – пригласите сюда мужчин, которые стоят в коридоре.
Вошедшие – их было четверо – стали у стены.
– И вы станьте туда же… – показал Дубравин преступнику.
Тот нехотя поднялся и пристроился рядом с мужчинами.
– Теперь позовите гражданина Курткина. Он в кабинете майора…
Дубравин назвал фамилию, и Белейко поспешил выполнить приказ.
В кабинет вошел широкоплечий, приземистый парень с немного растерянным, простодушным лицом.
– Вы помогали Маркиным… – майор назвал число, – перевозить мебель?
– Ну да, помогал…
– Вы утверждаете, что кухонный шкаф заносили в квартиру Маркиных вместе с незнакомым мужчиной, вызвавшимся вам помочь?
– Утверждаю.
– Он потом спустился в подъезд вместе с вами?
– Вроде нет…
– Понятно. Посмотрите, пожалуйста, на этих граждан, – показал Дубравин на шеренгу у стены. – Вы никого здесь не узнаете?
Парень вначале недоверчиво взглянул на Белейко, который вел протокол допроса, а затем перевел взгляд на мужчин.
– Во!
Парень радостно ткнул пальцем едва не в грудь преступнику.
– Он! Честное слово, это он!
– Спасибо. Вы свободны, Курткин.
Парень, не отводя глаз от преступника, попятился, затем застенчиво улыбнулся Дубравину и вышел.