78 
– Рановато как будто? А?
– Да, рано, – отозвался Николка, считающийся самым сведущим специалистом по вопросу обысков.
– Открывать идти? – беспокойно спросила Анюта.
– Нет, Анна Тимофеевна, – ответил Мышлаевский, – повремените, – он, кряхтя, поднялся с кресла, – вообще теперь я буду открывать, а вы не затрудняйтесь...
– Вместе пойдем, – сказал Карась.
– Ну, – заговорил Мышлаевский и сразу поглядел так, словно стоял перед взводом, – тэк-с. Там, стало быть, в порядке... У доктора – сыпной тиф и прочее. Ты, Лена, – сестра... Карась, ты за медика сойдешь – студента... Ушейся в спальню... Шприц там какой-нибудь возьми... Много нас. Ну, ничего...
Звонок повторился нетерпеливо, Анюта дернулась, и все стали еще серьезнее.
– Успеется, – сказал Мышлаевский и вынул из заднего кармана брюк маленький черный револьвер, похожий на игрушечный.
– Вот это напрасно, – сказал, темнея, Шервинский, – это я тебе удивляюсь. Ты-то мог бы быть поосторожнее. Как же ты по улице шел?
– Не беспокойся, – серьезно и вежливо ответил Мышлаевский, – устроим. Держи, Николка, и играй к черному ходу или к форточке. Если петлюровские архангелы, закашляюсь я, сплавь, только чтоб потом найти. Вещь дорогая, под Варшаву со мной ездила... У тебя все в порядке?
– Будь покоен, – строго и гордо ответил специалист Николка, овладевая револьвером.
– Итак, – Мышлаевский ткнул пальцем в грудь Шервинского и сказал: – Певец, в гости пришел, – в Карася, – медик, – в Николку, – брат, – Лариосику, – жилец-студент. Удостоверение есть?
– У меня паспорт царский, – бледнея, сказал Лариосик, – и студенческий харьковский.
– Царский под ноготь, а студенческий показать.
Лариосик зацепился за портьеру, а потом убежал.
– Прочие – чепуха, женщины... – продолжал Мышлаевский, – нуте-с, удостоверения у всех есть? В карманах ничего лишнего?.. Эй, Ларион!.. Спроси там у него, оружия нет ли?
– Эй, Ларион! – окликнул в столовой Николка, – оружие?
– Нету, нету, боже сохрани, – откликнулся откуда-то Лариосик.
Звонок повторился отчаянный, долгий, нетерпеливый.
– Ну, господи благослови, – сказал Мышлаевский и двинулся. Карась исчез в спальне Турбина.
– Пасьянс раскладывали, – сказал Шервинский и задул свечи.
Три двери вели в квартиру Турбиных. Первая из передней на лестницу, вторая стеклянная, замыкавшая собственно владение Турбиных. Внизу за стеклянной дверью темный холодный парадный ход, в который выходила сбоку дверь Лисовичей; а коридор замыкала уже последняя дверь на улицу.
Двери прогремели, и Мышлаевский внизу крикнул:
– Кто там?
Вверху за своей спиной на лестнице почувствовал какие-то силуэты. Приглушенный голос за дверью взмолился:
– Звонишь, звонишь... Тальберг-Турбина тут?.. Телеграмма ей... откройте...
«Тэк-с», – мелькнуло в голове у Мышлаевского, и он закашлялся болезненным кашлем. Один силуэт сзади на лестнице исчез. Мышлаевский осторожно открыл болт, повернул ключ и открыл дверь, оставив ее на цепочке.
– Давайте телеграмму, – сказал он, становясь боком к двери, так, что она прикрывала его. Рука в сером просунулась и подала ему маленький конвертик. Пораженный Мышлаевский увидал, что это действительно телеграмма.
– Распишитесь, – злобно сказал голос за дверью.
Мышлаевский метнул взгляд и увидал, что на улице только один.
– Анюта, Анюта, – бодро, выздоровев от бронхита, вскричал Мышлаевский. – Давай карандаш.
Вместо Анюты к нему сбежал Карась, подал. На клочке, выдернутом из квадратика, Мышлаевский нацарапал: «Тур», шепнул Карасю:
– Дай двадцать пять...
Дверь загремела... Заперлась...
Ошеломленный Мышлаевский с Карасем поднялись вверх. Сошлись решительно все. Елена развернула квадратик и машинально вслух прочла слова:
«Страшное несчастье постигло Лариосика точка Актер оперетки Липский...»
– Боже мой, – вскричал багровый Лариосик, – это она!
– Шестьдесят три слова, – восхищенно ахнул Николка, – смотри, кругом исписано.
– Господи! – воскликнула Елена. – Что же это такое? Ах, извините, Ларион... что начала читать. Я совсем про нее забыла...
– Что это такое? – спросил Мышлаевский.
– Жена его бросила, – шепнул на ухо Николка, – такой скандал...
Страшный грохот в стеклянную дверь, как обвал с горы, влетел в квартиру. Анюта взвизгнула. Елена побледнела и начала клониться к стене. Грохот был так чудовищен, страшен, нелеп, что даже Мышлаевский переменился в лице. Шервинский подхватил Елену, сам бледный... Из спальни Турбина послышался стон.
78 
