Последние отзывы

  44  

Все случилось как в замедленной киносъемке. Я уже был на подходе к контрольному пункту – оставалось метров сто, не более – и, наверное, просто потерял бдительность.

Еще бы – там меня ждал целый бак воды, еда от пуза и конечно же бутылочка некой бодрящей жидкости, отменного профилактического средства от всей заразы, которую я только мог подцепить в пустыне. Придерживаясь за невысокие узловатые стволы каргача, я вскарабкался на лысый бугор, перепрыгнул промоину и…

И оступился, неудачно приземлившись на невидимый в траве камень. Но сердце мое замерло уже в прыжке: чуть левее контрольного пункта, над зарослями, висела комариная туча, и оттуда же раздался щелчок затвора – чуть слышный, как на дилетанта, а для меня будто удар молота по наковальне.

Я был перед ними, словно на ладони: ошеломленный от неожиданности, потерявший равновесие и свободу маневра. Короче – тепленький и на блюде. Оставалось только съесть меня без соли, что они и сделали – в предплечье вонзилась жгучая боль, притащившая на хвосте звук выстрела.

Мгновенно изобразив умирающего лебедя (этот трюк, не раз спасавший мне жизнь, я репетировал долго и целеустремленно), я грохнулся на землю и с коротким, так сказать, "предсмертным", криком аккуратненько скатился в похожую на окоп промоину.

То, что при этом я успел достать пистолет, снять его с предохранителя и вытащить из-за голенища ботинка десантный нож, можно было и не говорить: эти азы диверсантам преподают, что называется, с пеленок – уже на первых занятиях в спецучебке.

Я лежал, размышлял и слушал очень нехорошую тишину.

Итак, первое: в меня били, чтобы завалить наверняка, – как мамонта. Сомнений никаких. И спас мою драгоценную и единственную жизнь какой-то невзрачный камешек, века, а может, и тысячелетия поджидавший меня на этом исхлестанном ветрами и дождевым ненастьем перевале. Благодаря камню я оступился, и пуля ушла левее.

Человек я в общем-то не очень суеверный, но если выйду из передряги живым-здоровым, то буду таскать его за собой в качестве талисмана везде и всюду, куда ни забросит меня нелегкая.

Второе – и тоже несомненное: работали не профи. В противном случае я успел бы получить как минимум еще одну пулю, пока разыгрывал роль убиенного.

И, кроме того, штуковина, выплюнувшая в меня свинцовую пилюлю, была снабжена не выдерживающим никакой критики глушителем, похоже – самодельным.

И последнее, самое главное – с какой стати?! Может, я стал кому-нибудь поперек дороги? Бред, чушь собачья!

В моей жизни, как на кладбище, – ни друзей закадычных, ни врагов… И вообще – на кой ляд кому-то нужен типичный служака, на одном месте видавший политику и не сующий нос дальше граненого стакана? Ну и загадка…

Шаги этих ублюдков я услышал уже тогда, когда они подошли ко мне почти вплотную. Нужно отдать им должное – походка у них была дай Бог каждому диверсанту: не зашелестела трава, не треснула сухая ветка, не сдвинулся с места ни один камешек.

Поэтому я решил, что они или горцы – охотники, звероловы, – или маскирующиеся под местных жителей контрабандисты с той стороны. Ни те, ни другие к нам особых чувств не питали и при удобном случае пытались залить шурави – русским солдатам – сала за шкуру. – Мертв…

Говорили на таджикском (который я хорошо знал), но с акцентом. – Добей. Эти собаки живучи.

Голос второго, резкий и скрипучий, как колесо старой арбы, всколыхнул в моей душе уже осевшую муть афганской войны, разбудив свирепость и неумолимую жестокость к врагам. – Отрежь ему голову, брат. Так будет надежней.

В голосе третьего звучала восточная нега; он был бархатным и несколько томным, как у "голубого".

– Хвала аллаху, все закончилось наилучшим образом, – сказал первый, доставая похожий на стилет таджикский клыч.

Через узкую щель между веками я следил за перемещениями всех троих.

Мне они были видны только по пояс, но по той особой настороженности, которая сразу выдает людей тертых, побывавших в разных передрягах, я определил, что передо мной отнюдь не новички в деле уничтожения себе подобных. Однако и не что-то там особенное; просто "мясники"[4], а вернее, хорошо обученные живодеры.

Первый – жилистый, загоревший до черноты, с огромным, от скулы до скулы, ртом, – придерживаясь за оголенные корневища, неторопливо спустился в мой "окоп" и, держа меня на прицеле пистолета (какое-то иностранное старье, даже не знаю, как называется), коротко, без замаха, пнул носком сапога.

  44