Подкрепившись, Кучмин забрался на сеновал, с головой зарылся в прошлогоднее сено и уснул. Разбудили его голоса, Кучмин прислушался. «Немцы!» Степан осторожно выглянул из-за приоткрытой двери сеновала.
Возле дома стоял мотоцикл. Солдат ковырялся в моторе, а немецкий офицер, нетерпеливо поглядывая на часы, что-то ему раздраженно выговаривал. Вскоре офицеру надоело это занятие, он махнул рукой, выругался и, усевшись на поленницу дров возле ворот, принялся грызть плитку шоколада.
Солнце уже приближалось к полуденной черте. Степан терпеливо ждал, сторожко прислушиваясь и внимательно оглядывая окрестности хутора. Его так и подмывало посадить на «мушку» сначала офицера, а потом и солдата – стрелял Кучмин отменно. Но кто мог поручиться, что на выстрелы не явятся другие солдаты, которые могли находиться где-нибудь поблизости?
Наконец мотоцикл заурчал, отплевываясь сизым дымом, и тут же снова умолк – наступило время обеда. Офицер, разомлевший на солнце, приказал солдату разогреть содержимое термоса на походной спиртовке.
«Нy, я тебя сейчас покормлю!» – не на шутку разозлился голодный Степан при виде завернутого в полотняный лоскут толстого куска сала, которое офицер принялся кромсать финским ножом.
Не мешкая больше ни минуты, Кучмин слез с сеновала и, пониже пригибаясь, перебежал за угол дома. Отсюда ему хорошо были видны оба немца: офицер расположился на той же поленнице, а его подчиненный что-то торопливо жевал, устроившись на сиденье мотоциклетной коляски.
Вскоре солдат, удовлетворенно отрыгиваясь, подхватил котелок и пошел к баньке; Кучмин тенью скользнул за ним, благо дом скрывал его от глаз офицера.
Солдат присел на корточки, зачерпнул полный котелок воды – и беззвучно рухнул в ручей, сраженный ударом ножа под левую лопатку. Степан схватил его автомат и, перескочив ручей, побежал вдоль изгороди к воротам.
Офицер уже пообедал и прохаживался по двору, с нетерпением посматривая в сторону баньки. Незаметно подобраться к нему не было никакой возможности, и Степан, поразмыслив, решился: «Шумну… Была не была…»
Выждав, пока немец повернется к нему спиной, Кучмин выскочил из-за изгороди и в несколько прыжков очутился рядом с ним.
– Руки!.. – неожиданно для себя скомандовал по-русски Степан ошеломленному офицеру.
Тот, бледнея на глазах и не отводя взгляда от лица Кучмина, рванул застежку пистолетной кобуры.
– Буду стрелять! – на этот раз уже по-немецки крикнул Степан.
Вдруг немец развернулся и заячьим скоком метнулся к изгороди, схватился за колья, подпрыгнул, и уже почти перевалил на другую сторону, но тут короткая автоматная очередь вспорола тишину лесного разлива, и офицер, сломавшись в пояснице, медленно сполз на землю, цепляясь за плетень скрюченными пальцами…
Степан отдышался только в глубоком овраге; он бежал по лесу из последних сил, не выбирая дороги, чтобы уйти подальше от лесного хуторка. Отдышавшись, осмотрел трофеи: автомат с запасными рожками, пистолет, плащ-палатка, три гранаты, офицерская сумка, ну и, ясное дело, узелок с харчами.
«Живем…» – обрадовался удаче. Плотно поел – пожалуй, впервые за последнюю неделю; заглянул внутрь сумки – какие-то бумаги, карты. «На кой они мне…» Хотел было выбросить сумку, – лишний вес – но передумал; победила крестьянская рачительность.
До линии фронта он добрался на четвертые сутки после стычки на лесном хуторке. Закутавшись в плащ-палатку – шел нудный, моросящий дождь – и надев немецкую каску, так как пилотку где-то потерял, Степан полз среди редколесья, ориентируясь по вспышкам осветительных ракет, которые через определенные временные промежутки пускали передовые дозоры немцев.
Какой-то неясный шорох справа заставил Кучмина насторожиться. Плотно прижимаясь к земле, Степан надолго застыл, прислушиваясь.
«Показалось…» – вздохнул он облегченно и пополз было дальше, как вдруг ему на спину обрушилась какая-то темная масса и крепкий удар по голове надолго лишил его способности видеть и что-либо соображать…
Очнулся Степан от звуков ожесточенной перестрелки; кто-то тащил его на спине, тяжело дыша.
– Колян, быстрее! Я прикрою! – послышался чей-то приглушенный расстоянием голос.
– Где Пригода?! – спросили откуда-то со стороны командирским голосом.
Кучмин служил и срочную, и воевал с первых дней войны, поэтому командирские нотки в голосе мог определить на раз.