139 
И потому Линкольн оказался в положении несколько дурацком – не объяснять же отдельно взятым романтикам, что есть дистанция огромного размера меж предвыборной агитацией и реальной жизнью…
Но отнестись к лондонскому посланию следовало внимательно – как-никак пятьдесят шесть стран, а война продолжается, и нельзя отбрасывать организованную поддержку, от кого бы она ни исходила… А потому американский посол в Лондоне Адамс письмо принял со всей деликатностью и долго тряс руку тем, кто его принес.
Ну, а дальше началась тонкая дипломатия. Вскоре Адамс в самых учтивых выражениях сообщил герру Марксу: письмо передано президенту, и, «поскольку чувства, выраженные в письме, носят частный характер, они приняты им с искренней и сильной надеждой, что он не окажется недостойным доверия, которым недавно он был облечен своими согражданами и многочисленными друзьями человечества и прогресса во всем мире».
А еще через несколько недель «друзья человечества и прогресса» получили ответ, безусловно их разочаровавший. Ответное письмо, подписанное не президентом, а государственным секретарем, было вежливейшим. И являло собою прекрасный образец дипломатического изящества: «Правительство Соединенных Штатов ясно сознает, что его политика не является, да и не может быть, реакционной; но в то же время оно придерживается курса, принятого с самого начала, на полное воздержание от пропагандизма и противозаконной интервенции. Оно стремится быть одинаково справедливым в отношениях со всеми государствами и народами. Оно уверено, что это стремление даст благоприятные результаты и найдет поддержку в своей стране, а также уважение и доброжелательность во всем мире» (156).
За всеми этими словесными хитросплетениями человек неглупый без труда просекал главную мысль: за поддержку, ребята, спасибочки, но вот глупостями вроде «коренных преобразований» у нас никто заниматься не будет, посему просьба губы особенно не раскатывать. Вероятнее всего, марксисты главную мысль прекрасно поняли, потому что их переписка с Линкольном на этом и увяла…
Однако через полсотни годочков на одной шестой части суши объявилось правительство, которое сделало учение Маркса прямо-таки религией. Я о большевиках, понятно. Антисемитские, русофобские и прочие «неправильные» высказывания основоположника упрятали подальше, а то, что осталось, было объявлено святой истиной в последней инстанции. В том числе и отношение Маркса к Гражданской войне в США.
А в августе восемнадцатого года товарищ Ленин в письме к американским рабочим вдогонку Марксу высказался недвусмысленно: «В 1870 г. Америка в некоторых отношениях, если взять только „разрушение“ (зря В. И. это слово заключил в кавычки, ох, зря! – А. Б.) некоторых отраслей промышленности и народного хозяйства, стояла позади (разрядка ленинская. – А. Б.) 1860 г. Но каким бы педантом, каким идиотом был бы человек, который на таком (разрядка ленинская. – А. Б.) основании стал бы отрицать величайшее, всемирно-историческое, прогрессивное и революционное значение гражданской войны 1861–1865 годов в Америке!» (90).
Всё! Отныне советская пропаганда, вооруженная ценнейшими указаниями двух основоположников, покойного и живехонького, талдычила свое: гражданская война со стороны северян революционна, прогрессивна, имеет всемирно-историческое значение!!! Поскольку сам Маркс… Поскольку сам Ленин…
Именно в этом и кроется незатейливый секрет того, почему даже в самые морозные времена «холодной войны» советская пропаганда ни разу не пыталась, кляня все американское, обгадить Гражданскую: установки, данные вождями и основоположниками, не позволяли. Всё разнеси, но на Гражданскую не покушайся, это святое, коли Маркс и Ленин…
Но всё это произойдет гораздо позже. А мы с вами вернемся в Америку тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, где в двух портах давненько уж стоят на якоре боевые корабли под российскими Андреевскими флагами…
Вот о них и пойдет разговор.
2. Беглые фрегаты
Действительно, достаточно хорошо известно, что в 1863–1864 гг. две русских эскадры около девяти месяцев базировались в Сан-Франциско и Нью-Йорке, прикрывая эти города от возможного нападения английского и французского флотов. Однако о мотивах России до сих пор можно прочесть немало благоглупостей. В советские времена упор делался на «дружескую помощь» России заокеанской республике: мол, уж так любили в России американцев, так близко к сердцу принимали хлопоты США, так горячо поддерживали Север в его благородной борьбе, что исключительно из братской дружбы послали к дальним берегам военную флотилию, чтобы европейские реакционеры не обидели закадычных друзей… Вот типичнейший пример, далеко не единственный (26): «Глава русского правительства А. М. Горчаков серьезно беспокоился о судьбе Северных Штатов, которые фактически оказались „между молотом и наковальней“… Русские эскадры под командой контр-адмиралов Лесовского и Попова были посланы за океан».
139 
