Два сына Брауна были убиты при осаде правительственными войсками арсенала…
Выступление Джона Брауна носит все характерные признаки современного террористического акта: по идеологическим соображениям группа вооруженных людей захватила военный объект и взяла заложников, рассчитывая добиться своих целей применением силы. Это был первый теракт на территории США – а возможно, и на всем континенте.
Брауна усиленно пытались представить безумцем обе стороны – и северные адвокаты, и некоторые южане, не хотевшие видеть всей серьезности проблемы. Однако губернатор Виргинии Уайз, наверняка относившийся к Брауну без всякой симпатии, сказал, выступая в Ричмонде:
«Это был человек с ясной головой, отважный, сильный духом, фанатик, полный самомнения, но твердый в своих убеждениях, честный и умный».
Российский посланник Стекль докладывал в Петербург: «Во всяком случае, очень сомнительно, что этот взрыв был актом нескольких отдельных лиц, толкаемых фанатизмом и тем беспокойным умом, который так характерен для американцев… Несколько писем, найденных у Брауна, заставляют подозревать о существовании связей у него с аболиционистами Севера и даже с некоторыми сенаторами их партии. Газеты Юга обвиняют этих последних в том, что они были главными инициаторами попытки восстания, предпринятой в Харперс-Ферри, и утверждают, что эта попытка была связана с разветвленной организацией аболиционистов Севера».
Южные газеты писали чистую правду, и Стекль, плохо информированный, даже преуменьшил улики. Браун, отправляясь брать арсенал, оставил на ферме целый чемодан бумаг, которые были сразу обнаружены: карты, планы, текст принятой в Канаде конституции, обширная переписка с единомышленниками в Канаде и на Севере… Все это тут же попало в газеты – и масса людей, чьи имена были там упомянуты, пустилась в бега. Первым до Канады добежал Фредерик Дуглас, и ему тут же составили компанию еще несколько видных аболов. Куча богатых благотворителей, жертвовавших на негров, принялась печатно отмежевываться от Брауна… Словом, переполох был жуткий, и аболы натерпелись страху. Юная республиканская партия прямо-таки билась в истерике, уверяя, что она тут ни при чем и всегда горой стояла за конституционные методы решения проблемы. Авраам Линкольн тоже поспешил отмежеваться от «безумного» выступления Брауна.
События в Харперс-Ферри буквально раскололи страну, в чем не сомневаются исследователи самой различной политической ориентации, и приблизили Гражданскую войну. Южане, обоснованно заявившие, что столкнулись не с шальной выходкой безумца, а с серьезным, хорошо спланированным заговором, начали поголовно вооружать все белое мужское население. Недоверие к Северу зашкалило за критическую черту: кто мог дать гарантию что это последний заговор?
А северяне теперь имели своего мученика. Один из видных аболов, Хоу, едва отдышавшись после бегства в Канаду, стал, не особенно и понижая голос, цинично говаривать: мертвый Браун принесет движению больше пользы, чем живой…
Неграм на Юге вся эта свистопляска принесла один вред: в южных штатах принялись «закручивать гайки». Точно также в свое время и «восстание» Ната Тернера ухудшило положение негров не только на Юге, но и на Севере (где штат Пенсильвания в 1837 г. лишил свободных негров избирательных прав).
Раскол по поводу «дела Брауна» произошел и во всем остальном мире. Всякий, кто считал себя хоть чуточку «прогрессивным», гневно осуждал «убийство героя южными варварами» – а революционеры всех оттенков, мастей и калибров буквально заходились в истерике, на все лады воспевая «мученика». Реально причиненное Брауном зло, убийство случайных, ни в чем не повинных людей эту публику не интересовало вовсе: мало ли какие издержки возможны во время благородной борьбы с реакцией…
Наиболее яркий пример интеллигентского фанатизма – выступления Виктора Гюго. Великий романист всю свою сознательную жизнь был еще и ярым защитником всевозможной революционной сволочи, которую сердечно обожал и оправдывал на свой лад, с восхитительным пренебрежением к реальности…
Я уже рассказывал в одной из предыдущих книг, как Гюго пытался спасти от заслуженной виселицы обычного уголовника, убившего женщину ради пары монет. Теперь Гюго с той же страстностью обращался к американскому правительству с требованием (не просьбой, а требованием!) срочно помиловать Брауна…