— «Ты не то написал», — произнес Линли. — Что он имел в виду?
— Не знаю, — ответил Лаксфорд. — Бог мне свидетель, я не знаю. Я сделал то, что он мне велел, буквально. Не знаю, что еще я мог бы сделать. Вот.
В руках Лаксфорд держал экземпляр утреннего выпуска «Осведомителя». Часто моргая, он протянул его Линли. Глаза у Лаксфорда заплыли и покраснели. Линли более пристально, чем утром, посмотрел на газету. Лучшего заголовка и сопровождающих фотографий похититель и пожелать не мог. В первом же абзаце содержались нужные ответы на вопросы: кто, где, когда, почему и как. Дальше читать Линли не стал.
— Вот что произошло, насколько я помню, — сказал Лаксфорд. — Может, я ошибся с какой-то подробностью. Может, что-то забыл… видит Бог, я не помню номера комнаты в гостинице… но все, что я мог вспомнить, есть в этой статье.
— И, однако же, вы написали не то. Что он мог иметь в виду?
— Говорю же вам, не знаю.
— Вы узнали голос?
— Кто, к черту, узнал бы этот проклятый голос? У него словно кляп во рту был.
Линли посмотрел мимо него в сторону гостиной.
— Где ваша жена, мистер Лаксфорд?
— Наверху. Прилегла.
— С час назад она разволновалась, — добавил Стюарт. — Приняла таблетку и легла.
Линли кивнул Нкате, который спросил:
— Она наверху, мистер Лаксфорд? Лаксфорд, похоже, осознал смысл вопроса, потому что воскликнул:
— Неужели вы не можете оставить ее в покое? Ей обязательно узнать об этом сейчас? Если она наконец-то уснула…
— Возможно, она не спит, — сказал Линли. — Что за таблетку она приняла?
— Транквилизатор.
— Какой?
— Не знаю. А что? В чем дело? Послушайте. Ради Христа. Не будите ее, не говорите ей о том, что случилось.
— Она может уже знать.
— Уже? Как? — Затем Лаксфорд, как видно, сложил два и два, потому что быстро сказал: — Вы не можете до сих пор подозревать Фиону. Вы видели ее вчера. Вы видели, в каком она была состоянии. Она не актриса.
— Сходите к ней, — приказал Линли, и Нката отправился выполнять. — Мне нужна ваша фотография, мистер Лаксфорд. Мне бы хотелось получить и фотографию вашей жены.
— Для чего?
— Для моей коллеги в Уилтшире. Вы не упомянули, что недавно были в Уилтшире.
— Когда это я был в Уилтшире?
— Слово «Беверсток» вам ни о чем не говорит?
— Беверсток? Вы имеете в виду, когда я ездил в школу? А зачем мне упоминать о визите в Беверсток? К случившемуся он отношения не имеет. Я хотел записать в школу Лео. — Лаксфорд как будто пытался прочесть по лицу Линли приговор: виновен — не виновен. По-видимому, прочитал, потому что продолжал: — Господи. Что происходит? Как вы можете стоять и смотреть на меня, словно ожидая, что у меня рога вырастут? Он собирается убить моего сына. Вы же слышали! Он собирается убить его завтра, если я не сделаю того, чего он требует. Так какого черта вы теряете время на беседы с моей женой, когда можете ехать и делать что-то… хоть что-нибудь… чтобы спасти жизнь моего ребенка? Богом клянусь, если после этого с Лео что-нибудь случится… — Он, видимо, обратил внимание, что тяжело дышит, и безучастно произнес: — Господи. Я не знаю, что делать.
Знал инспектор Стюарт. Он нашел в шкафу херес, налил полстакана и подал Лаксфорду. Пока тот пил, вернулся вместе с его женой Нката.
Если у Линли и теплилось подозрение, что Фиона Лаксфорд могла быть замешана в смерти Шарлотты Боуэн и в последующем похищении своего сына, что она сама только что звонила по сотовому телефону откуда-то из этого же дома, все подобные мысли мгновенно улетучились при виде женщины. Волосы у нее обвисли, лицо опухло, губы потрескались. Она была в леггинсах и в мятой, слишком большой рубашке с измазанным передом, словно беднягу на нее стошнило. И в самом деле, от женщины сильно разило кислятиной, и она стягивала на груди одеяло, похоже ища не тепла, а укрытия. Увидев Линли, она замедлила шаги. Потом заметила мужа и, видно, прочитала что-то по его лицу. Ее черты исказились.
— Нет, — проговорила Фиона. — Он не умер. Не умер. — В голосе ее нарастал страх.
Лаксфорд обнял жену. Стюарт налил еще хереса. Линли повел их в гостиную.
Лаксфорд осторожно усадил Фиону на диван. Ее сильно трясло, поэтому он закутал ее в одеяло и обхватил за плечи.
— Лео не умер, — сказал он. — Он не умер. Слышишь?
Она прильнула к нему.
— Ему будет так страшно. Ему всего восемь… — выговорила она и зажмурилась.
Лаксфорд прижал ее голову к своей груди и сказал: