Лёгкий, ненавязчивый романчик 
47 
Под ногами, похоже, был не мощеный, а каменный пол. Савельев шагал, куда тащили. Вскоре его дернули за локти: — Стой, секретарь, прибыть изволил…
— Мешочек снимите, — послышался голос, похоже, принадлежавший человеку пожилому.
Мешок торопливо сдернули вместе с шапкой — а вот локтей так и не отпустили.
Савельев находился в комнате со сводчатым потолком и каменным полом, явно углубленной в землю — окошки под самым потолком, дневного света сквозь них проникает мало, так что на столе горит подсвечник не менее чем в дюжину свечей.
За столом сидел пожилой человек в темном камзоле и простом парике. Лицо морщинистое, ничуть не злое, скорее уж чуточку благостное, как у дьякона во время службы. А глаза — колючие, нехорошие глаза…
— Покажите решпект, ребятушки, — сказал человек за столом. — Плащ снимите с ихнего благородия, шпагу примите, зачем она ему тут… Павлуша, у него за обшлагом бумаги запихнуты, ты их достань…
Все его распоряжения были выполнены прямо-таки молниеносно. Савельев покосился вправо-влево: вокруг него сомкнулись трое дюжих парней, все чисто выбритые, с физиономиями ничуть не злодейскими, скорее уж исполненными знакомой казенной скуки.
Человек за столом, шевеля губами, читал савельевские бумаги — Савельев обратил внимание, что не только русскую подорожную, но и фальшивый немецкий патент на офицерский чин он именно что читал, сразу видно — как человек, безусловно знавший немецкий.
— Без должного почтения стоите, ребятушки, перед персоною, — произнес он не без насмешки. — Цельный прапорщик, да еще немецкий, из княжества-язык-сломаешь… Это где ж такое? Я тебя спрашиваю, твое германское благородие.
— Неподалеку от Баварии, — сказал Савельев.
— Бавария, говоришь… Пиво там доброе, и весьма… А что ж тебе, мил человек, в родном отечестве не служилось?
— Как вам объяснить… — сказал Савельев. — Княжество наше красивое, но очень уж маленькое…
— Понятно, — кивнул человек за столом. — И армия, поди, аж в целый взвод будет? Ну да, хорошей карьеры в такой державе ни за что не сделаешь, это мы понимаем, имеем кое-какое представление об европейских делах… К нам, значит, решил перебраться, господин фон прапорщик?
Савельев пожал плечами:
— А что здесь противозаконного? Приехал с подорожной, честь по чести, со службы в Фалькенгаузене уволен законным образом, согласно прошению, удовлетворенному его светлостью. Законов империи вашей опять-таки не нарушал.
— Экий ты у нас законопослушный, господин фон… — сказал человек за столом. — Душа от радости поет и слеза умиления катится: в наши разгульные времена, при всеобщем-то упадке нравов законопослушного человечка не сразу и встретишь…
Один из молодцов хихикнул, но сидящий ожег его ледяным взглядом, и тот моментально замолчал, даже вытянулся на солдатский манер.
— И ничего тут смешного, Павлуша, — сказал человек за столом. — В кои-то веки заехал в наши Палестины человек чистый и непорочный, аки ангел небесный, а тебе хиханьки-хаханьки… Ну и что же, господин прапорщик? Подыскал службу?
— Да, — сказал Савельев. — Нанялся секретарем к князю Барятьеву.
— А почему ж так? Почему, скажем, не в армию?
— Очень уж хорошее жалованье обещано, — сказал Савельев. — В армии такого не видеть.
— Тоже понятно. Рыбка ищет, где глубже, а человек — где лучше… И кто ж тебя, сокол ты наш, надоумил? Не настолько ты великая персона, чтобы самому с князем где-то повстречаться…
Савельев сказал спокойно:
— Так уж получилось, что познакомился я в трактире с капитаном Тягуновым, главным княжеским управляющим… Он и надоумил.
— Ну как же, как же, шустер господин капитан, про то на Москве известно… — он посмотрел мимо Савельева, поднял два пальца и спокойным голосом распорядился: — Рожу не портить.
Сильный удар в поясницу сбил Савельева с ног, но его с большой сноровкой подхватили на лету и заехали кулаком по шее. После чего утвердили на ногах, держа за локти.
Человек за столом безмятежно, без малейшей злобы произнес:
— Считай, любезный, что это тебе вместо дружеского приветствия, — и с удрученным видом развел руками: — Ну никак нельзя иначе, милостивец, ты уж поверь! Попасть в Тайную канцелярию и ни единого разочка по шее не получить — этакое ну прямо невозможно. Как-то даже и положено так… Не серчай, ладно? Должен же я служебный этикет соблюдать… Будем знакомы. Имечко мое скромное — Алексей Иваныч Кушаков. Доводилось, может, слышать в немецких заграницах? А ведь доводилось, глазки ерзнули…
47 
