– Был бы крайне признателен вашему величеству, если бы вы обошлись без этих пошлостей, – сказал Гаржак решительно. – Скажу вам по совести, для меня ценен и значим сам факт. То, что я однажды спас от верной смерти короля, и не какого-нибудь завалящего… Ну, так получилось, я бывал в Фагерстаре и знаю этих гадин…
– И что за места? – с неподдельным интересом спросил Сварог.
– Неописуемый гадюшник, ваше величество, – убежденно сказал Гаржак. – Болота, топи, трясины, непроходимые дебри, масса всякой нечисти и поганых тварей, которые только в тех краях сохранились. Хорошо еще, я прошел краешком, а про сердцевину болот рассказывают вовсе уж жуткие страсти, которым охотно веришь. Вот хотя бы взять…
– Об этом – потом, – сказал Сварог. – Нет у меня времени на экзотическую географию… Значит, вы и есть достопримечательный граф Гаржак. Не скромничайте, я листал ваше дело у Интагара. Интересный вы молодой человек, право. Столько проказ, прегрешений и предосудительных приключений за вами числится, что иному, не столь бойкому, хватило бы на семь жизней…
– Очень уж живой у меня характер, ваше величество, – без особого раскаяния отозвался граф. – Не одно, так другое…
– Охотно верю, – сказал Сварог. – Будем откровенны, у вас есть и положительные качества. За вами хватает нарушений закона, но вот подлостей что-то не прослеживается. Есть некая незримая грань, которую вы никогда не переступали.
– Приятно слышать, ваше величество.
– Ну, что поделать, если это правда, – сказал Сварог. – Не зря же ваш папенька от вас официальным образом отрекся, но герба не лишил все же, а это оставляет лазеечку к примирению и прощению…
– Боюсь, отец на это пойдет исключительно на смертном одре. Он – человек суровый и упрямый… И вполне крепкий, так что, хочется надеяться, до примирения и прощения дойдет еще очень не скоро…
– Ну ладно, это все лирика, – сказал Сварог. – Поговорим о серьезных делах. В свое время, когда король Конгер перед смертью давал мне кое-какие наставления, речь шла в том числе и о вас. Сугубо между нами, но Интагар настаивал, что вас следует повесить, однако король категорически воспротивился…
– Понятно.
– И что же именно вам понятно, граф? – прищурился Сварог.
– Король Конгер был человеком умным и на свой лад справедливым. Ну, а Интагар меня не удивляет. Вполне логично, учитывая наши с ним непростые отношения.
– И как по-вашему, за что он хотел вас повесить?
– У нас с ним разные взгляды на жизнь, ваше величество, – без малейшей заминки сообщил Гаржак. – На слишком многое смотрим по-разному. Он полагает, что все вовлеченные в особого рода деятельность должны стать чем-то вроде часовых механизмов – исполнять приказы, не рассуждая и не обсуждая. Ну, а я… Такой уж у меня дурной характер, ваше величество. Я ему не внесенный в списки штатный подчиненный на твердом жалованьи. Я всегда пытался сохранить столько свободы, сколько возможно. Не за все подряд брался, оставлял за собой право и отказаться иногда, и вступить в спор. Ему это крайне не нравилось, а учитывая, что кое-какие секреты мне были известны, нет ничего удивительного, что он…
– Да, пожалуй, это похоже на Интагара… – сказал Сварог. – Ну, а как же вы уживались с Конгером, с такими-то привычками? Насколько я его знаю, туго пришлось бы тому, кто стал бы ему перечить, прекословить, отказываться от поручений…
– Дело в том, ваше величество, что Конгер, к моему счастью, меня понимал. И поставил дело так, что мне никогда, к счастью, не пришлось ему перечить или отказываться…
– Но привычка-то эта у вас осталась, – сказал Сварог. – Никуда не делась. Поэтому возникает вполне закономерный вопрос: что мне с вами делать дальше? Повесить вас никто, разумеется, не повесит, не настолько я неблагодарен. Как можно вешать человека, который спас тебе жизнь? А впрочем, я и до того не собирался вас вешать. Но и использовать вас в прежней роли, знаете ли… Дашь вам поручение, а на вас, чего доброго, очередной стих найдет, станете отказываться, а то и в споры лезть… А я человек хотя и терпимый, но все-таки король, знаете ли, и дела у меня серьезные. Мне нужны толковые исполнители, а не сотоварищи по дискуссиям… Вдруг да не уживемся? А характер у меня – не сахар, откровенно вам признаюсь. Может кончиться для вас плачевно. Не проще ли будет, не мудрствуя, отправить вас в почетную отставку? Подыщем какую-нибудь спокойную должность, жалованье положим неплохое, определим в гвардию или на гражданскую службу…