Глава 2

Джудит Росситер со стоном выпрямилась над стиральным корытом. Ужасно болела спина. Джудит ненавидела день стирки. В одном углу маленькой кухни кипятились простыни и нижнее белье. В другом Джудит выкручивала разноцветную одежду. Руки покраснели, вся кухня была наполнена тяжелым кислым паром.

Она уже почти закончила стирку, но домашней работе, казалось, не будет конца. Джудит удалось наскрести немного денег, чтобы купить сухофруктов для рождественского сладкого пирога, а это означало, что предстоит очищать изюм от косточек – еще одно неприятное занятие.

Наверное, стоило посмотреть на это с другой стороны – бедность сократила количество изюма, который следовало очистить от косточек.

Джудит снова вздохнула. Может быть, если положить в начинку побольше яблок, никто не заметит, что изюма слишком мало. Она была полна решимости во что бы то ни стало устроить для своих детей настоящее Рождество.

Швырнув последнюю тряпку в корыто, она позвала Роузи помогать развешивать белье.

Стоял чудесный день поздней осени. Воздух был свежим и чистым, небо – безоблачно синим, листья на деревьях были красно-коричневыми и золотыми. Несколько листьев медленно спланировали на устилавший землю золотистый ковер.

Когда Себастьян был жив, они любили в такие дни гулять по полям и рощам. Пока Себастьян придумывал изящные поэтические строки и записывал их в тетрадь, дети бегали вокруг, а Джудит упивалась окружающими пейзажами, звуками и запахами.

Тогда у семьи были деньги. Не очень много, но достаточно, чтобы платить кухарке, двум горничным и садовнику.

Сейчас ей больше всего не хватало свободного времени и чувства уверенности в будущем.

Шестилетняя Роузи, миловидная девочка с унаследованными от отца разлетающимися льняными волосами и материнскими большими голубыми глазами, подбежала к Джудит. Мать закрепляла белье на веревке, а Роузи подавала прищепки и поддерживала свисавшие концы. К тому времени, когда корыто почти опустело, в саду появился сын Бастьен.

– Помочь поставить подпорку, мама? – предложил он.

– Да, дорогой, это было бы замечательно, – улыбнулась ему Джудит.

Вдвоем дети подставили раздвоенный конец длинного шеста под середину бельевой веревки и взметнули ее вверх, надежно уперев другой конец шеста в землю. Убедившись, что белье висит достаточно высоко над землей и кустарником и что шест стоит прочно, они повернулись к матери.

Джудит обняла их обоих. Бог благословил ее замечательными детьми. Они никогда не жаловались на свою простую жизнь и всегда были готовы помочь ей. Они были ее самой большой радостью, но и самой большой тревогой. Первенец, Бастьен, быстро рос, он был Джудит уже по плечо. Она с трудом находила деньги ему на одежду и не знала, как обеспечить его будущее.

Конечно, ее родня всегда даст им крышу над головой, но не более того. Семья Себастьяна тоже не была зажиточной, но могла все же выплачивать поэту небольшую ежегодную ренту. Рента продолжала выплачиваться даже после смерти его родителей. Джудит и не подозревала, что со смертью Себастьяна прекратится и выплата ренты.

Этот удар вдобавок к внезапной смерти мужа сразил ее почти наповал. Она написала брату Себастьяна и получила от него помощь. Да будет благословен Тимоти Росситер! Если бы не его финансовая поддержка, пусть небольшая, но постоянная, Джудит и дети пропали бы. Из писем Тимоти она поняла, что он с трудом отрывает от себя эти крохи, но отказаться от них не могла.

Ах, если бы стихи Себастьяна приносили деньги, пусть даже небольшие! Но он сам порой платил за их издание – на плотной бумаге, в переплете из кордовской цветной дубленой кожи, – а потом раздавал роскошные книги. Когда денег было достаточно, это казалось безобидной слабостью.

Он оставлял себе по одному экземпляру каждой книги. Они стояли в ряд на полке в гостиной их маленького деревенского дома – восемь тонких книжек, наполненных стихами о Джудит. Ее единственное наследство.

Иногда ее посещала вероломная мысль о том, что настоящая любовь должна быть более предусмотрительной.

  7