– Нам предстоит спуститься на девятый подземный этаж? – поинтересовался Мазур, сохраняя на лице предельно серьезное выражение.
– Нет, – бесстрастно, как и положено роботу, ответил клерк Сергей. – Нам нужно подняться на второй этаж.
В Мазуре взыграл то ли дух противоречия, то ли элементарное мальчишество.
– Я не такой уж старенький, как кажусь, на второй этаж привык без лифта подниматься. От моей прогрессирующей подагры ходьба по ступеням, говорят, хорошо подмогает. А вы поезжайте, други сердешные, я вас догоню.
И направился к лестнице.
– Кирилл Степанович, зачем… – вырвалось у клерка с явно проступившей в голосе досадой.
«Ага, эмоции! – со злорадством подумал Мазур. – У киборга случился сбой в программе. Теперь гляди в оба, как бы все микросхемы не полетели».
Оба его провожатых обреченно потопали следом. Глупо с их стороны было бы бросить дорогого гостя одного, а самим раскатывать на лифте.
По лестнице Мазур поднимался неспешно, с интересом оглядываясь по сторонам. Можно сказать – изучал, как люди совсем уж богатые устраиваются в своих особняках. Мы-то, конечно, тоже не плебеи, однако для таких хором рылом все-таки не вышли… Ну, просто любопытно ему стало.
Что в холле, что на лестнице наблюдалось, по-научному выражаясь, торжество эклектики, то бишь механического соединения разнородного, подчас и вовсе несоединимого. Скажем – явно оставшееся с ранешних времен мозаичное панно, изображавшее некий колхозный праздник в стиле «Кубанских казаков», соседствовало с медленно проворачивающейся на постаменте абстрактной скульптурой в стиле мобайл, сработанной из скрученных металлических полос и проволочных усиков.
Сие отдавало некоторым сюрреализмом, но, как ни странно, неплохо сочеталось друг с другом. Притяжение противоположностей? Видимо, над интерьером вдумчиво поработал грамотный дизайнер – но уж точно не супруга богатея. Олигарх был холост. Кстати, в каком-то интервью Малышевский заявил, что женится в сорок три года, ни раньше и ни позже – дескать, такой график жизни он себе составил. Стало быть, еще три заветных года было у охотниц за толстыми кошельками, чтобы как следует подготовиться к битве за столь редкий экземпляр, как свободный олигарх.
Поднявшись на второй этаж, они проследовали широким, обитым темными деревянными панелями коридором, вид которого настраивал на сугубо деловой лад.
Как ни странно, некоей специальной охраны Мазур ни в холле, ни на этаже не заметил. Либо олигарх ничего и никого не опасается (что вряд ли, особенно в свете последних событий), либо охрана дом держит под контролем, сама оставаясь вне поля зрения, но готовая в любой момент к решительным действиям. А также вполне допустимо, что Малышевский терпеть не может торчащих в коридоре типов с оттопыренными с левой стороны подмышками.
Оченно кстати вспомнились шантарские Мазуровы злоключения и вор в законе с погонялом Гвоздь – у того тоже был особнячок, но победнее, подешевле… «Растем, товарищ адмирал», – сказал Мазур сам себе. И сам себе ответил: «Хотя, по большому счету, разницы-то никакой…»
Клерк Сергей открыл перед Мазуром высокую дверь. Цельнодеревянную, но такой толщины, что еще и не из всякого гранатомета возьмешь.
– Прошу вас.
Сергей остался за дверью, в кабинет вошли Мазур и Оксана.
Малышевский стоял у окна, сунув руки в карманы, смотрел вниз. Обернулся, когда беззвучно закрылась дверь кабинета.
– Проходите, пожалуйста, – показал на стоявший в углу столик с диваном и креслами вокруг него.
И не скажешь, что каких-то три дня назад этого человека на полном серьезе обрабатывали кулаками, и он едва жизни не лишился – нынче олигарх выглядел бодрячком и орлом. Никак не подумаешь, что именно он совсем недавно, размазывая юшку по ряшке, едва выбравшись из надувной спасательной шлюпки на ночной пустынной берег где-то в окрестностях Одессы, орал хрипло: «Вертолет мне! Прямо сейчас! Убью, суки, если вот прямо сейчас у меня не будет вертолета и Говорова!»
Вокруг подвывали отходившие от стресса супер-модельки, в голос матерились прочие олигархи, и уже шарили по холмам фары вызванных по мобильному телефону джипов… «Русалка», как будто ничего не случилось, спокойненько покачивалась метрах в двадцати от берега…
А Мазур, словно отгородившись от них невидимой стеной, ничего не слыша, смотрел в мертвое лицо Олеси, лежавшей на желтом песке в паре метров от линии прибоя.