Особенно,... 
14 
– И получил орденок? – предположил Мазур.
– Пулю в лоб он получил. Тут же. Но только не из черной неблагодарности, а оттого, что остальные, все одиннадцать, уже успели прийти и настучать... Мораль: лень наказуема. Ну а потом Кабрера ухитрился рассориться с американцами – то ли цену на бананы поднял, то ли прихлопнул кого-то не того. Короче, на этой самой площади, примерно вон там, где торчит мороженщик, по его «кадиллаку» и хлестанули из трех пулеметов. Так что и амулет не помог – быть может, оттого, что стрелки, подозревают, были приезжими... А в общем, бывали тут нумеро уно и почище. При Убико на улицах запрещалось собираться больше одного – не фыркай, я тебе подлинный указ цитирую. И ведь сидели по двадцать лет, черти, это тебе не Панама, где в сорок девятом за пять дней сменилось три президента, да и четвертый продержался недолго... Я тебе не надоел за три дня этими лекциями?
– Отнюдь, – сказал Мазур. – Все равно делать нечего. И нет уже никакого терпения, я не хуже тебя понимаю, что через пару недель начнется зима, то бишь сезон дождей, и в джунглях станет еще паскуднее... Что ж второй секретарь так копается?
– Ничего не поделаешь, – серьезно сказал Кацуба. – Будь ты хоть второй секретарь, хоть генеральный. Здешняя бюрократия, браток, такова, что наши чиновнички, знай они подробности, сдохли бы от черной зависти... Это еще дней на несколько. Подожди, скоро и нам придется в компании с секретарем болтаться по инстанциям – личное присутствие и все такое, узнаешь, почем фунт здешнего канцелярского лиха... А в целом нам все же повезло, что эта «птичка» гробанулась именно тут. Мы в «морской полосе», в климатической зоне, на которую влияет Атлантика. Окажись мы километров на двести южнее, узнал бы ты, что такое настоящая жара. Там, правда, джунглей нет, зато ландшафт не уступает лунному, воды днем с огнем не отыщешь, не говоря уж о годной в пищу живности... Вот, кстати, о живности. Есть в здешнем меню немало вкусных и насквозь экзотических яств. – Он положил руку на роскошную темно-бордовую папку с золотым тиснением. – Как насчет скарабеев со свининой и овощами? А еще – красноногие кузнечики, маринованные в лимонном соке с солью, жареные муравьи, клопы-вонючки по-мексикански...
– Не жди, блевать не начну, – ухмыльнулся Мазур. – Забываете, мон шер, что курсы мы проходили по одним методикам. Попадем в лес, я тебя и сам пауком-птицеедом угощу. Отрываешь пузо, остальное запекаешь, и, право, ничем не хуже краба.
– Ел я птицеедов, – рассеянно отозвался Кацуба. – Нет, в самом деле, скарабеи неплохи, я без всякой подначки... Вот только в такую жару даже их не хочется.
– Уж это точно, – поддакнул Мазур, глядя на историческую площадь. – Гляди, шатеночку недвусмысленно снимают. Разозленная родня не выскочит?
– Не-а, – присмотревшись, авторитетно заверил Кацуба. – Самая натуральная путанилья...
– Слушай, как же их определяют все-таки?
– Да как два пальца, – сказал Кацуба. – Присмотрись, видишь, у нее браслетик? Раз на нем ракушки – значит, путана. Неважно, золотые они там или медные, главное, ни одна приличная женщина в этом городе ничего напоминающего ракушку не нацепит. Мило и простенько, а?
– Тьфу ты, как просто...
Он с леностью истого аборигена столицы омочил губы в ледяном пиве и с философской грустью стал смотреть на видневшийся слева отрезок здешней достопримечательности, именуемой без затей – винодук.
Укрепленные на четырехметровых железных арках – а кое-где на столбах той же высоты, – северную окраину города пересекали толстенные трубы, тянулись вдоль автострады, над оживленными перекрестками, меж редких эвкалиптов, меж домов. Прохожие и проезжие это сооружение попросту не замечали, поскольку привыкли к нему с рождения, зато Мазур, как любой, наверное, русский человек, взирал на него почтительно.
По трубам текло вино – примерно полтора миллиона литров в сутки. Только что закончилась вендимия, ежегодный праздник сбора винограда, и в сотнях тысяч бочек искрилась живительная влага. Кацуба успел свозить Мазура на завод Бодега Бассо, где тот с еще более почтительным восхищением лицезрел своими глазами самую большую в мире деревянную винную бочку. Вмещала она ровнехонько четыреста тысяч литров.
И, что самое удивительное, отметил мысленно Мазур, никто никогда даже не попытался провертеть коловоротом в винодуке дырочку. Русскому человеку такое нерадение дико, отечественные Левши и Кулибины давно издырявили бы заветную трубу на всем ее протяжении...
14 
