9 
Нет, это невыносимо! Ему захотелось сесть, но увы!.. О Господи, Господи…
Он осторожно опустил голову на подушку и замер. Голова отзывалась болью на каждый вздох.
Видимо, он серьезно болен. Но кто же тогда эта женщина в его постели? Сестра-сиделка?
Вряд ли.
Кто она?
И кто он?
Эти простые вопросы выскакивали на поверхность сознания и тут же вязли в зловещей черной бездне, грозившей поглотить и его самого. Надо ухватиться за что-то реальное. Например, за ее ситцевую ночную рубашку…
— А, вы проснулись!
Женщина повернулась и взяла его за дрожащую руку. Он прижался к ней, чуть не плача от благодарности.
— Где я? — прошептал он, не повышая голоса из страха перед болью.
Молчание. Может, она ему померещилась? Он крепче сжал ее мягкую руку.
— В Гиллсете! Пожалуйста, не надо, мне больно!
Он тут же разжал пальцы.
— Простите. Я… ничего не вижу.
Другой рукой она ласково погладила его по голове каким-то очень знакомым жестом. Может, это его жена? Нет, он бы тогда точно помнил. И все же приятно думать, что он знает этот теплый голос и эту ласковую руку.
Нежное прикосновение незнакомки напомнило ему его маму, которая умерла много лет назад. Ласковый мамин голос успокаивал его ночами, когда у него была лихорадка. Правда, этот голос говорил по-французски. Может, он француз?
Нет, точно нет.
— Просто сейчас темно, сэр, — сказала женщина по-английски, — глубокая ночь.
Ситуация! Он лежит в какой-то гостинице с проституткой, изнемогая от жутких похмельных болей в голове, и ведет себя так, будто за ним гонятся черти. Боль, однако, была реальной, и живот угрожающе крутило.
— Кажется, я чересчур много выпил.
— Вы ничего не помните, сэр?
О черт! Как же ему выкрутиться? Не может же он признаться, что не помнит ни ее, ни те постельные забавы, которые у них, несомненно, были.
— Извините… У меня ужасно болит голова…
— Не стоит извиняться. — Она опять нежно дотронулась до него, взяла его руки в свои, осторожно убрав их с его висков. — Попытайтесь уснуть. Утром вам будет лучше.
— Вы обещаете? — Он даже нашел в себе силы пошутить и почувствовал, что юмор — как раз то, что ему присуще. Но тут к горлу подступила тошнота, и он резко отвернулся, несмотря на мучительную боль в голове. — Мне плохо! — выдавил он сдавленным голосом.
Пока он боролся с подступающей рвотой, женщина каким-то чудом успела слезть с кровати и подставить ему ночной горшок — как раз в тот момент, когда его тело пересилило его волю.
По крайней мере, судорожно опорожнив желудок, он почувствовал себя легче. Когда он вновь повалился на подушку, в череп уже не впивались острые лезвия, остались лишь молоточки.
К несчастью, по комнате распространилось зловоние. Еще никогда в своей взрослой жизни он не чувствовал себя так неловко.
— Простите меня, пожалуйста…
— Ничего.
В ее тоне слышалась насмешка, и он застонал от досады. Нет сомнений, что вчера вечером, затаскивая ее в постель, он был обходителен и галантен, а теперь превратился в беспомощного, больного ребенка.
Она отерла его лицо мокрым полотенцем, потом слегка приподняла ему голову, и в губы ему ткнулось холодное стекло.
— Еще, — сказал он, выпив всю воду.
Послышался звон посуды и многообещающий плеск. Хорошо, что она не зажгла свечу: ему становилось плохо при одной мысли о ярком свете. Через несколько мгновений она поднесла ему еще один стакан с водой. Он выпил и благодарно откинулся на перину.
На перину? Но в гостиницах не бывает перин.
— Где я? — опять спросил он. Кажется, она уже отвечала на этот вопрос, но он забыл.
— В Гиллсете.
Это не похоже на название гостиницы. Скорее, ферма. Или даже богатый дом…
— Как вас зовут, сэр? Нам надо кого-нибудь оповестить о том, что вы здесь?
Слава Богу, ему не пришлось отвечать «не знаю», потому что в следующее мгновение он опять провалился в черную дыру.
Глава 3
Розамунда выпрямилась и покачала головой.
Она хотела согрешить, изменить мужу, а осталась с вонючим ночным горшком в руках. Может, ее скучная жизнь — не следствие дорожной аварии, а просто судьба?
Но по крайней мере ей удалось его обмануть, когда он спросил, где находится.
Вообще-то она не умела убедительно врать, терпеть не могла ложь, запиналась и виновато краснела, чем не раз выдавала себя и Диану. Однако сегодня она солгала довольно бесстрастно, а темнота скрыла ее пылающие щеки. Что ж, может быть, ей все-таки удастся исполнить свой безумный план.
9 
