33 
В сущности, люди больше не наблюдали за ней. Вначале разговор шел о фехтовании и героях, затем кто-то начал игру в рифмы. Дамарис с удовольствием приняла участие, ибо находила это легким.
Она начинала чувствовать себя частью этого общества, но испытала облегчение, когда леди Аррадейл поднялась и повела дам в гостиную. Там Дамарис сразу прошла к клавесину и заиграла.
— Вы так хорошо играете, дорогая!
Не прерывая игры, Дамарис подняла глаза и улыбнулась леди Талии Трейс, необычно одетой в белое платье с серебряной нитью и окаймленное розовым кружевом. Ее пушистые седые волосы были уложены короной и украшены изящным кружевом и перьями. Она была немного не в своем уме, но Дамарис слышала, это из-за того, что ее возлюбленный погиб в сражении, когда она была еще совсем молодой. Женщина так и не оправилась. Она была безобидной — довольно милой, в сущности.
— Благодарю вас, леди Талия. — И ваша песня, которую вы пели. Такая остроумная. Я совершенно согласна насчет героев, дорогая. И мы с вами будем попутчицами в путешествии! Уверена, это будет восхитительно, даже в Чейнингсе. — Она состроила забавную гримасу и поежилась. — Вдова в ужасном настроении, я слышала. Но Фитцроджер! Вот герой для вас. — Леди Талия огляделась. — Вист! — объявила она и направилась к столу.
Ее сестра, леди Каллиопа — тучная женщина в кресле на колесах, — и пожилая пара присоединились к ней.
Дамарис смотрела ей вслед. Всерьез ли было сказано «герой для вас»?
Дамарис хотела бы научиться игре в вист, ибо это наиболее популярная игра в высшем свете, но карты были запрещены в Берч-Хаусе. Ее единственным опытом в этой области была игра в криббидж с прикованной к постели старой женщиной. Ей бы следовало поучиться в Торнфилд-Холле, но она как-то не подумала об этом. Она возьмет уроки в Лондоне.
Как обычно бывало в Родгар-Эбби, джентльмены долго не засиживались за портвейном и вскоре присоединились к дамам. Когда объявили танцы, Фитцроджер пригласил ее пойти в бальный зал с ним, и Дамарис с радостью приняла его приглашение. Недостатка в партнерах у нее не было. Правда, пришлось станцевать с Осборном, который напустил на себя трагический вид, но даже это не испортило ей настроения.
Когда девушка вернулась в свою комнату, готовая лечь в постель, она подумала, что Фитцроджер оказался прав, вернув ее. Она написала себе записку-напоминание: «Вознаградить Фитцроджера». Она сунула записку в шкатулку для драгоценностей, при этом увидев материно обручальное кольцо. На смертном одре Абигайль Миддлтон попросила Дамарис снять кольцо с ее пальца, сказав:
— Его называют символом вечности, дочка, но помни, оно может быть постоянной печалью, неистребимой болью. Я не отправлюсь в бессмертие, неся оковы этого человека.
Разубеждать ее было бесполезно, поэтому Дамарис подчинилась, затем спросила:
— Что мне с ним делать?
— Храни его. И никогда не доверяй мужчине. На внутренней стороне кольца Дамарис обнаружила слова, выгравированные, очевидно, по просьбе отца: «Твой до самой смерти».
А потом он оставил свою жену.
Она скатала свою записку в трубочку и просунула в кольцо, как еще одно напоминание. Никогда не доверяй мужчине.
Глава 7
На следующий день Дамарис позавтракала в своей комнате и руководила упаковкой вещей. В десять часов она, укутавшись в теплую накидку и спрятав руки в муфту, спустилась в холл. Они могли бы выехать пораньше, но вдовствующая маркиза Эшарт отказалась. И сейчас, в назначенное время, ее еще не было.
Эшарт и мисс Смит разговаривали с леди Аррадейл. Леди Талия, в мантилье из цветистого бархата, сидела между лордом Родгаром и Фитцроджером. Дамарис хотела присоединиться к ним, но устояла перед соблазном. Вместо этого она стала бродить по залу, вспоминая связанные с ним приятные моменты, особенно турнир по фехтованию.
Горячий трепет пробежал по ней, и девушка вскользь взглянула на Фитцроджера. Она заметила, что он смотрит на нее, и торопливо отвела глаза. Где же вдова? Какая же она эгоистичная и несносная! Похоже, считает себя королевой. Будь ее воля, Дамарис бы уехала без нее.
— Чем вам не угодила сия колючая гирлянда, что вы так сердито хмуритесь?
Дамарис вздрогнула и осознала, что с гневом взирает на ветку остролиста, украшающую каминную полку.
— Я думала о колючей старухе, — объяснила она Фитцроджеру.
— Как замечательно, что она не стала вашей бабушкой, моя сладкая. Это была бы нескончаемая война.
33 
