— А мне кажется, ты везучая. Мне же ты принесла удачу.
Памела невольно улыбнулась.
— Нет, я не могу выбросить сотню долларов.
— Тогда возьми вот это. — Аполлон перебирал купюры до тех пор, пока не отыскал наконец пятерку. — И не забывай, ты можешь выиграть столько, чтобы купить тот смешной башмачок.
Когда Аполлон упомянул о столь желанной вещице, глаза Памелы вспыхнули, и бог света понял, что победил.
— Ладно, договорились.
Но она не взяла пятерку. Вместо того она переворошила деньги в руке Аполлона и нашла двадцать долларов.
— Я сыграю вот на это, и только на это. Если я выиграю, ты получишь половину. Если проиграю — буду должна тебе десятку.
— Ладно, договорились, — повторил Аполлон ее слова. — Какую машину испытаем?
Памела окинула взглядом ряд звенящих, подмигивающих, светящихся игровых автоматов, слегка испуганная их гладким чужим видом. Был вечер воскресенья, девятый час, но занята была пока что едва половина автоматов — игроки нажимали на кнопки и дергали за металлические рычаги со всепоглощающей сосредоточенностью.
— Это же ты у нас счастливчик, — сказала она наконец. — Ты и выбирай.
Аполлон потер подбородок, делая вид, что тщательно изучает ряд мигающих ящиков.
— Мне нравится, как выглядит вот этот.
Он взял Памелу за руку и подтащил к автомату неподалеку от них. В этом ряду сидели всего двое игроков, и оба находились через несколько мест от выбранного богом света автомата.
— «Колесо Фортуны». Ты уверен, что предпочитаешь именно этот? Называется как шоу… Наверное, это дурной знак — то, что мне никогда не нравился этот конкурс. Я сама не слишком хорошо умею произносить слова по буквам. — Она передернула плечами. — Ладно, черт с ним…
— Ты нервничаешь. — Аполлон не понял ни слова из того, что она сказала, но зато отлично понимал и тон ее голоса, и язык ее тела.
— Да, — согласилась Памела, чувствуя себя ужасно глупо. — Ты прав. Нервничаю. Я же говорила тебе, что никогда раньше не играла.
— А ты не думай об игре. Думай о той сумочке в витрине.
Памела взбодрилась.
— Ну, купить сумочку мне действительно хочется… Она села на маленький мягкий табурет и повернулась к безвкусно, кричаще разрисованному автомату.
— Похоже, деньги надо сунуть сюда… — пробормотала она, засовывая двадцатку в узкую щель.
Купюра исчезла, а машина звякнула и загудела, выставив на дисплее цифру кредита: «Двадцать долларов».
Памела посмотрела на Фебуса.
— Готов?
— Готов.
Памела ухватилась за красный набалдашник серебристого рычага и потянула. Ее внимание полностью сосредоточилось на окошке с тремя секторами, и она совершенно не заметила, как Аполлон сделал рукой повелительный жест.
— Бар… — сказала Памела, когда первый барабан повернулся и замер в окошке автомата.
— Бар… — повторила она, когда остановился второй барабан, и в ее голосе послышалось волнение.
И наконец она во все горло закричала:
— БАР! — когда остановился и третий барабан.
Автомат взорвался огнями, загудел сиренами и начал выплевывать деньги из железной пасти, а Памела визжала от восторга и обнимала Аполлона; он прижимал ее к себе, радостно хохоча.
Иной раз по-настоящему приятно быть богом.
Глава девятнадцатая
Ручка сумочки, изображавшей рубиновый башмачок, представляла собой филигранную золотую цепочку, напомнившую Памеле своеобразные ожерелья двадцатых годов. Она накинула цепочку на плечо, и ее охватило отчаянное детское желание помчаться вприпрыжку, как Дороти по дороге из желтого кирпича. Она поверить не могла, что сумочка теперь принадлежит ей! Вернель просто на нет изойдет, когда увидит такую штучку.
— Нет, ну надо же было такому случиться, чтобы джекпот оказался как раз восемь тысяч долларов! — воскликнула Памела, крутясь во все стороны и любуясь, как сумочка отражается в витринах магазинов, мимо которых они проходили.
— Я же говорил тебе, я чувствовал себя очень удачливым сегодня, — сказал Аполлон, восхищаясь бурной и непосредственной реакцией Памелы на выигрыш.
— Я сама никогда бы не решилась купить нечто столь невероятно дорогое. — Памела сжала руку Аполлона и понизила голос: — Даже если бы речь шла о паре самых прославленных дизайнерских туфель в самом начале модного сезона! Нет, только не четыре тысячи!