Особенно,... 
73 
Кончик лезвия больно царапнул под левой грудью. Даша терпела, мгновенно прикинув, как в случае малейшей агрессии нанесет удар. Глаз она, конечно, не опускала, по-прежнему изображая экстаз, но чувствовала, как по коже поползла кровь. Мастер подождал, когда стечет немного на лезвие, медленно поднял его ко рту, слизнул половину, клинок оказался у самых губ Даши. Она слизала остальное, ухитрившись не порезать язык.
– Молись. Нашу молитву…
– Нима оговакул то сан вабзи…
«Отче наш» шиворот-навыворот она зубрила два часа – и теперь отбарабанила без малейшей заминки.
– Встань.
Он усадил Дашу на колени, обнял за талию, положил ладонь на бедро. Руки, чувствовалось, сильные, не дрожат ничуть – не пьян, запаха не ощущается, и не похоже, чтобы принимал дурь. Положительно, волк… Хрумкина вышла от него с физиономией, исполненной преданности и почтения, словно секретарь райкома, удостоившийся визита к Брежневу…
Ладонь переползла с бедра на выстриженную по западной моде дорожку – несуетливо, властно. Даша терпела, невольно отметив, что попала в лапы опытного, спокойного мужика.
– Тебе сказали, кто я?
– Я тебя чувствую, даже если бы мне не говорили прежде… – тихо сказала она. – Бабушка меня учила, что Черный Хозяин однажды придет…
– Ты мне нравишься, ведьма, – он был, конечно, в должной степени возбужден, но на суетливого психа не походил ничуть. – Мне сказали, ты хочешь примкнуть к Братству?
– Да, Гроссмейстер, – шепнула она.
– К великому Сатане ведет много дорог, но ни одной не проложено в обратную сторону…
– Я готова…
Ранка под левой грудью уже не кровоточила. Ладони медленно блуждали по ее телу, дым плавал по комнате тяжелыми волнами, темные глаза в прорези маски не отрывались от ее лица. Женщина в углу вдруг простонала-прорычала что-то вовсе уж невразумительное, подняв фигурку над углями.
– Ты давно служишь Ему?
– С детства, – сказала Даша. – Я же говорю – бабушка учила… Жаль, что ты не знал мою бабушку, Мастер…
«Вот уж точно, – мысленно добавила она. – Бабушка, человек верующий, придушила бы это сокровище собственными руками…»
– Я хочу войти в тебя, – сказал он негромко. – Мы должны слиться во благо Его, погрузившись в поток энергии Князя Тьмы, несущий наслаждения Той Стороны…
– Не здесь, Гроссмейстер, – сказала Даша, старательно придыхая после каждого слова. – В магии Ритуала, в сиянии Луны, посреди дьявольской ночи и с соленым привкусом крови на губах…
– Я понял, – ответил он, не убирая рук. – Через три дня – Полнолуние. И черная месса…
Даша, решив внести инициативу и разнообразие, соскользнула с его колен и медленно закружилась по комнате, раскинув руки, украдкой глядя под ноги, чтобы не влететь босой подошвой в блюдо с углями.
Резко остановилась, повернулась к нему лицом:
– Я буду ждать полнолуния, Мастер…
– Смерть! – взвыла женщина, роняя на угли истыканную иглой фигурку. – Смерть! И да растают кости Розанова, как этот воск, и растечется его сердце…
Даша кое-что сообразила: Розанов, директор из «оборонки», заклейменный демократической прессой как один из вождей «красно-коричневых противников реформ», был на выборах в Госдуму наиболее опасным противником господина Москальца. Нет, этот, в маске, безусловно, не Москалец, у того глаза синие… Да и голос не тот… Интересные методы предвыборной агитации, надо сказать.
– Иди к братьям и сестрам, – сказал Мастер. – И если кто-то выдумает к тебе приставать, смело отвечай, что отныне ты – Невеста Луны…
«Ну, спасибочки, – подумала Даша, неловкими движениями собирая разбросанную одежду. – Сей почетный титул означает, что на шабаше ты, друг ситный, намерен меня долго и вдумчиво трахать. Наслышаны-с. Там поглядим…»
Вернувшись к «братьям и сестрам», чтоб им сдохнуть, она едва не раскашлялась – дым там стоял вовсе уж коромыслом, за столом уже никого не было. Бомонд, успев погасить половину свечей, энергично обжимался – в самых неожиданных сочетаниях. Светик на сей раз оказалась в объятиях Карамельникова – но Фарафонтова, блаженно дремавшего в уголке, это уже ничуть не волновало, и несовершеннолетняя дива в расстегнутом сверху донизу платьице во второй раз за сегодняшний вечер была увлечена в кухню. Паленый обнаружился в самом дальнем углу, в обнимку с пухленьким красавчиком Дугиным, тоже трудившимся в «Листке» чем-то вроде политического обозревателя (если можно назвать политическим обозрением поток ругани в адрес тех, кто ему не нравился или не разделял его ориентации).
73 
