40 
Но Белле некогда было об этом думать. Габриель раздвинул пальцами колечки темных волос на ее лобке и прижался ртом… Господи боже мой!
Невообразимое блаженство — ничего подобного она никогда прежде не испытывала — затопило все ее существо, когда Габриель принялся языком ласкать розовый бутон ее чувственности и вознес ее на вершину страсти.
Белла, обезумев от восторга, чуть не зарыдала, когда Габриель бережно исследовал ее дивное естество и погрузил в нее два пальца, продолжая терзать языком набухший бугорок чувственности. Она стонала и извивалась на ковре, пока Габриель не довел ее до оргазма, более интенсивного, чем первый.
Но этого ей было мало!
Никогда не будет достаточно!
Белла толкнула Габриеля на пол и в один миг избавила его от одежды. Она ловко оседлала его и положила руки ему на плечи. Ее жаркое, истекающее соками любви лоно накрыло его возбужденную наготу, ее груди манили и искушали его.
— Нет, Белла… — Он застонал, почувствовав, как она вся открылась ему и приняла его, медленно, сантиметр за сантиметром, пока полностью не поглотила его. Ощущение ее упругости и теплоты потрясло его. — Мы не должны это делать…
— Я должна, — не сдавалась она.
Габриель затаил дыхание, когда Белла начала покачиваться с медлительной плавностью, и фейерверк наслаждения потряс все его тело с головы до ног.
Габриель чувствовал, что стал больше и тверже внутри ее, объятый страстью, он поднял голову и поймал ртом ее наглый искушающий сосок.
И тут Белла опустилась до упора, потом приподнялась так, чтобы оставить внутри себя лишь кончик его трепещущей плоти. Она поднималась и опускалась. Снова и снова.
Внезапно Габриель сжал ее бедра и не отпускал, теперь он сам регулировал ритм и глубину проникновения. Они одновременно вознеслись на вершину страсти. Крик Беллы слился с его стоном освобождения.
Глава 11
— Белла, нам не следовало это делать!
Она в изнеможении лежала на твердой груди Габриеля, сотрясаемая последними залпами экстаза. Но, услышав столь странные слова, подняла голову и в полном недоумении уставилась на него:
— Что? Что ты такое говоришь?!
Габриель напряженно смотрел ей прямо в глаза.
— Я не должен был этого делать, Белла…
Белла сдавленно ахнула и, прикрывшись разодранной в клочья блузкой, слезла с Габриеля и поднялась на ноги.
— Убирайся, Габриель! — глухо бросила она.
— Белла…
— Просто убирайся! — повторила она, подняв с пола трусики. Ноги так сильно дрожали, что Белла с трудом удержала равновесие, когда поспешно натягивала кружевное белье.
«Как он мог так поступить со мной? — недоумевала Белла. — Как он мог?!»
Только что она пережила нечто восхитительное, сказочное, уникальное. А теперь она хотела все это забыть.
Жалела, что это вообще случилось!
— Оденься и уходи, Габриель!
Он медленно встал, прекрасный в своей наготе. Черные волосы до плеч, широкий мускулистый торс, длинные стройные ноги, узкие бедра. Он был идеален во всех проявлениях своего мощного мужского естества.
Белла отвернулась, чтобы не видеть этот совершенный образчик мужской красоты.
— Молчи, я не хочу ничего слышать, Габриель. Ничего не говори, ничего не делай. Просто оденься и уйди! Немедленно! — настаивала она.
— Белла…
— Немедленно!
— Ты меня неправильно поняла, Белла… — Он положил руки на ее плечи.
— Не прикасайся ко мне! — Она резко отшатнулась в сторону, избегая любого физического контакта с ним.
Лицо Габриеля перекосилось от ярости, когда он поймал ее затравленный взгляд, полный ужаса и презрения.
— Несколько минут назад мои прикосновения не казались тебе столь отвратительными, — отрывистым голосом произнес он.
— Аналогично! — парировала она. — Полагаю, мы оба пали жертвой момента, так сказать, потеряли голову и забыли о сути проблемы.
— И что это значит? — спросил он мягко, прищурив глаза.
— Ты не мог бы что-нибудь надеть на себя? — с беспокойством спросила она. — Мне становится как-то не по себе, когда приходится разговаривать с совершенно голым мужчиной.
— Я не какой-то там мужчина, Изабелла, я твой муж, — счел нужным сообщить он и поспешно натянул джинсы.
— Я отлично теперь знаю, кто ты, а главное, что ты собой представляешь, Габриель, — ответила она. — И я понимаю, что единственная причина, побудившая тебя жениться на мне, — это Тоби.
40 
