Они бок о бок, словно добрые приятели, спустились со ступенек и пересекли улицу. Пройдя квартал, свернули в парк, совершенно безлюдный. Видно было, что любое промедление приводит Иванихина в нешуточную ярость, и он постоянно опережал Бестужева на пару шагов. Остановился у сосны, воинственно задрал черную, как смоль, бороду:
– Ну что, сучий пряник, пощады просить не будешь? Ведь постучу сейчас тобой об это дерево…
Не сдвинувшись с места, Бестужев спокойно сказал:
– Константин Фомич, я прекрасно понимаю ваши чувства, но вот этого не надо. Я боевой офицер, не забывайте. Маньчжурию прошел. Да и впоследствии, служа в жандармах, под смертью оказывался не раз. Пугать меня не нужно – не испугаюсь. А если вздумаете… делать глупости, отпор дать сумею. Без оглядки на последствия.
Какое-то время они мерились злыми взглядами, наконец Иванихин, поджав губы, полез во внутренний карман поддевки. Бестужев напрягся. Однако вместо возможного револьвера на свет божий появилась мятая темно-синяя фуражка с эмблемой горных инженеров.
– Твоя?
Бестужев поймал фуражку на лету, спокойно расправил и надел на голову:
– Представьте.
– Ну, и что мне с тобой делать, с-сукин кот? – скорее деловито поинтересовался Иванихин. – Коли ты, на свое везение, живой от нас ушел?
– Константин Фомич, – сказал Бестужев убедительно. – Я прошу у вас руки вашей дочери. Отнеситесь к этому со всей серьезностью. Это не экспромт, вызванный вашим неожиданным визитом, а твердое, давно принятое решение.
Пожалуй, он несколько озадачил золотопромышленника. Тот потерял некий злой напор, поджал губы, задумался, фыркнул:
– Надо же… Просишь?
– Я люблю вашу дочь, – сказал Бестужев. – И некоторые обстоятельства позволяют надеяться, что я, равным образом, ей не вполне безразличен.
– Да уж, обстоятельства… – выдохнул Иванихин, глядя на него какое-то время так, словно все же собирался броситься. – Ну что же, поручик… Это серьезный оборот дела, и обсуждать такие предложения полагается со всей степенностью и обстоятельностью. Коли вы ухитрились ускользнуть там, на горе, посреди города затевать с вами кулачную свару как-то и неудобно… Как выразился бы Исмаилка, нужно либо сразу резать, либо не трогать вовсе… К тому же я, некоторым образом, перед вами в долгу. А что до Таньки – у меня и раньше были подозрения, что некоторые стороны взрослой жизни ей уже знакомы не в теории. Ох, растить их без матери… Ну ладно, ротмистр, приступим к делу. Предложение ваше сделано по всем правилам. Позвольте вам по тем же правилам сразу и отказать. Не думайте, что я так говорю из-за сегодняшних… сюрпризов. Не обижайтесь, дорогуша, но в зятья вы мне никак не подходите.
– Объяснитесь.
– Помилуйте, это же на поверхности! Не спорю, вы – офицер, должно быть, дворянин… да? Отлично… Только прошли те времена, милейший Алексей Воинович, когда среди купцов величайшей честью почиталось отдать дочь за дворянина. Кое-кто, правда, и ныне не прочь спихнуть дочурку «под герб», но, заверяю вас, лично я не ощущаю в том никакой потребности. Она – Иванихина, ротмистр. Урожденная Иванихина. И коли уж бог не дал сына, законного наследника, следует с максимальной пользой выдать замуж дочь. Что у вас – офицерское жалованье? Карьерные перспективы – полковник через семь-восемь годочков, а то и позже? Имение, быть может? Десятин двести? – он весьма иронически произнес последнее слово.
– Меньше, – признался Бестужев. – Гораздо меньше.
– Вот видите… Ну какой из вас жених для Иванихиной? Нет, я не поскупился бы на приданое, но не в том дело, не в том… Жених, ротмистр, на примете имеется давно. Слава Серебряков. Не в пример своей беспутной сестрице, крайне толковый молодой человек, заканчивает Горный институт, к золотодобыче относится со всей серьезностью… вы вообще знаете, что такое в шантарской золотодобыче Дмитрий Кузьмич Серебряков?
– Наслышан.
– Тем лучше, – кивнул Иванихин. – В должной мере сможете оценить мои стратегические замыслы. Мы ведь не тупые, стратегию понимаем. Так вот, соединение в будущем иванихинских и серебряковских приисков дает, милейший Алексей Воинович, уж простите на дерзком слове, целую золотую империю. Я не вечен, а Серебряков и вовсе стар. Вячеслав справится. А каковы перспективы – я ведь собираюсь будущее Танькино приданое приумножить и расширить, новые прииски открываются, золотишко разведано, машины выписаны, котлы, вслед за моим американским Круксом еще дюжина едет, я намерен развивать индустриально этот дикий край… И что же, прикажете все разрушить только из-за того, что взбалмошной Таньке понадобилось затащить вас в постель, а вы, побывавши там, к ней воспылали? – Он покачал головой. – Простите, милейший, это совершенно ненужная в данном случае лирика. Вынужден решительно пресечь, уж поймите правильно.