Особенно,... 
86 
Облегченно вздохнув, Бестужев прикрикнул:
– Ну, чего разлеглись? Живо, крутите рычаги или как там у вас полагается… Задний ход со всей возможной скоростью! Пока не вернемся к составу! Сёма, побудь с ними… – крикнул он, высунувшись в окно.
Соскочил и побыстрее вернулся в теплушку, где стражники уже пришли в себя настолько, чтобы подобрать с пола карабины. Поезд тронулся, за дверью замелькали сосны. Присев на корточки, Бестужев сорвал с пленника капюшон, кратко пояснив:
– Мы не на маскараде…
Обнаружилось лицо совсем молодого человека – без особых примет, европейского типа, совершенно незнакомое. Он уже оценил свое незавидное положение и таращился со смесью злобы и страха.
– Ну вот, – сказал Бестужев почти ласково. – Наконец-то свиделись хоть с кем-то из вас, господа члены кружка любителей самородного золота…
Поперек лба у пленника тянулась длинная, не успевшая еще подсохнуть царапина, в схватке ему успели подшибить глаз, но, не считая этих несмертельных повреждений, он казался в добром здравии, совершенно готовым к употреблению. На душе сделалось невыразимо приятно – наконец-то у него был «язык»…
…Пантелей, подталкивая в спину связанного по рукам пленника, завел его в избу. Бестужев вошел следом, распорядился:
– Положи его на пол, что ли, да ноги свяжи, – и, придвинув ногой табуретку, сидел рядом, пока Пантелей сноровисто спутывал нижние конечности изловленного. Убедившись, что дело сделано, распорядился, отвернувшись от пленника: – Скажи Савелию, пусть седлает коня, нужно скакать на прииски…
Пантелей воззрился недоумевающе, но, увидев подмигиванье, браво рявкнул:
– Слушаюсь!
И проворно выкатился во двор. Медленно выпустив дым, Бестужев осведомился:
– Поговорим?
Зло глядя на него снизу вверх, пленник попытался плюнуть, но в его неудобном положении это привело лишь к тому, что слюна попала на физиономию ему самому. Тогда он выругался, поминая по матушке и самого Бестужева, и все охранное отделение в полном составе.
– Интересно, – сказал Бестужев, – а с чего ты взял, собственно, сучий потрох, что мы – непременно из охранного отделения? И почему твой дружок, столь неосторожно сорвавшийся под колеса, называл меня ротмистром? Предположим, мы действительно из охраны и я в самом деле ротмистр, но откуда ты это мог узнать? Не поделишься секретом?
– Ты еще сдохнешь, сатрап…
– Да, разумеется, – рассеянно сказал Бестужев.
Вслед за тем встал и принялся вытирать грязные подошвы сапог о рубаху на груди пленника – обстоятельно, неторопливо, со всей возможной заботой о чистоте обуви. Пленник извивался, пытаясь отползти, но, когда это не удалось, прямо-таки взревел:
– Как вы смеете?!
Бестужев моментально прервал свое занятие, вновь сел на табурет и усмехнулся:
– Вот и выдали себя, милостивый государь! Не правда ли? Судя по содержанию реплики и интонации, с коей она была выкрикнута, судя по возмущению, с коим были встречены мои хамские действия, вы, любезный, вряд ли принадлежите к простонародью… Нет уж, вы, несомненно, принадлежите к тому образованному слою, для коего невыносимо унизительно видеть, как жандарм вытирает о него ноги в самом что ни на есть прямом смысле… А я сейчас еще и о вашу нахальную физиономию сапоги вытру… – и привстал.
Пленник, отчаянно пытаясь придать себе гордое положение фигуры – что в его ситуации было решительно недостижимо, – яростно посмотрел Бестужеву в глаза:
– Извольте соблюдать уважение, ротмистр!
– Хорошее заявление, – невозмутимо сказал Бестужев. – Опять-таки подразумевает вашу принадлежность к строго определенной категории лиц… В просторечии именуемых либо «мы с гонором», либо «из благородных»… А?
– Я требую, чтобы вы прекратили эти подлости!
– Ради бога, в любой момент, – сказал Бестужев. – Как только вы мне докажете, что имеете право на благородное обхождение. Может, представитесь для начала?
– Голубая крыса!
– Ну что же, никаких сомнений, вообще-то, не осталось, – сказал Бестужев. – Значит, вы, сударь, непременно хотите быть политическим узником, с которым следует обращаться со всей предписываемой правилами галантностью? Вполне понятное желание. Одно дело – сидеть в охранном отделении или жандармерии, и совсем другое – быть переданным полиции, где и сапогом под копчик могут… Так что, назоветесь?
– И не подумаю.
– Голубчик, – сказал Бестужев беззлобно. – Назоветесь. Куда вы денетесь? Собственно, а почему вы решили, что вас станут куда-то передавать? Я имею в виду, передавать в руки служителей закона? Нет, конечно, никто вас не собирается отпускать, тут другое… – он выдержал хорошо рассчитанную паузу. – Неужели еще не догадались, милейший?
86 
