Он нахлобучил шляпу и вышел. Спустился на первый этаж, огляделся в поисках какого-нибудь слуги, чтобы поручить ему нанять повозку, – как назло, ни одного не наблюдалось поблизости, обширная прихожая или «holl», как выражаются англичане, была пуста.
Внезапно раздались тяжелые шаги, которые д’Артаньян, сам служивший в войсках, опознал безошибочно. Отчего-то так повелось, что шаги солдат звучат особенно гулко и тяжело, хотя весом они ничем не отличаются от прочих людей, да и сапоги у них точно такие же. А вот поди ж ты – отчего-то поступь солдат всегда громоподобна…
Восемь человек в красных камзолах и блестящих стальных шлемах, разомкнувшись, страшно топоча, охватили его плотным кольцом. Девятый, в таком же камзоле, но не в шлеме, а в шляпе с пером и при шпаге, спросил негромко:
– Это ведь вас зовут д’Артаньян?
У гасконца был сильный соблазн ответить, что незнакомец обознался, но он тут же оставил это намерение. Будь он один или на пару с Планше, можно было попытаться незаметно скрыться – но куда прикажете девать Каюзака с Эсташем, которые так и попадут в лапы врага безмятежно храпящими?
– Это мое имя, – сказал он спокойно.
– Меня зовут Джон Фельтон, – сказал молодой человек. – Я лейтенант королевского флота. Вы арестованы… именем короля.
Чуткое ухо д’Артаньяна уловило некоторую паузу меж двумя последними словами и теми, что им предшествовали, но он сохранил свои наблюдения при себе. Лишь спросил почти спокойно:
– В чем дело?
– Я этого не могу знать, – ответил лейтенант. – Извольте отдать вашу шпагу и проследовать за мной к судье.
«К судье, – повторил про себя д’Артаньян. – Не аукнулась ли мне давешняя пьяная болтовня в распивочной? Немало было сказано и о его величестве Карле Первом Стюарте… Неужели пришьют что-то вроде оскорбления величества? Но почему арестовать меня явился лейтенант флота? Стоп, стоп, д’Артаньян! Флот – это Бекингэм, он еще и военно-морской министр, или, по-здешнему, глава Адмиралтейства… Или я ошибаюсь и мысли мои идут в ложном направлении?»
– Я жду, сударь, – бесстрастно сказал лейтенант. – Долго ли мне еще ждать?
Д’Артаньян прекрасно понимал, что сопротивляться бессмысленно: их слишком много для одного, на улице могут оказаться и другие, ничем хорошим дело не кончится, проткнут своими протазанами[21] в два счета…
– Возьмите, – сказал он, протягивая офицеру перевязь со шпагой.
Один из моряков, человек, очевидно, недоверчивый и предусмотрительный, вмиг выдернул у д’Артаньяна из-за пояса пистолеты. Он вышел в окружении конвоя во двор, где стояла карета с занавешанными окнами. Офицер показал на нее рукой:
– Прошу вас, сударь…
Д’Артаньян со вздохом влез первым. Офицер поместился напротив, и карета тронулась. Глядя на своего спутника, гасконец лихорадочно пытался составить о нем верное впечатление – быть может, удастся хоть что-то выведать, если сообразить, как к нему подойти…
Это был человек лет двадцати пяти – двадцати шести, лицо у него было бледное, глаза голубые и слегка впалые; рот все время плотно сжат; сильно выступающий подбородок изобличал ту силу воли, которая в простонародном британском типе обычно является скорее упрямством; лоб был едва прикрыт короткими редкими волосами темно-каштанового цвета, как и аккуратно подстриженная борода.
Что-то забрезжило в мозгу д’Артаньяна, и появились первые догадки касательно столь неожиданно пленившего его человека…
– Вы дворянин, сударь? – спросил д’Артаньян и разведки ради, и для того, чтобы определить, какие инструкции даны конвойному.
Молодой лейтенант ответил сухо и бесстрастно:
– Разве обязательно быть дворянином, чтобы считаться порядочным человеком?
«Итак, ему не запретили беседовать с арестованным, – определил д’Артаньян. – Кое-что проясняется – эта строгая прическа, преувеличенная простота костюма, суровость на лице, его ответ и интонация, с которой произнесены слова… Пуританин[22], прах меня побери! Из заядлых!»
Чтобы убедиться окончательно, он спросил:
– Вы пуританин, сударь?
– Имею честь им быть, – ответил лейтенант. – Вам это не по душе?
– Ну что вы, – сказал д’Артаньян самым простецким и задушевным тоном, на какой оказался способен. – Кто я такой, чтобы посягать на свободу совести другого человека?
Он видел, что его слова произвели впечатление: во взгляде лейтенанта было явное одобрение.
21
Протазан – копье с длинным и широким острием.
22
Пуритане – представители одного из направлений в протестантизме, выступали против королевского абсолютизма и официальной англиканской церкви, проповедовали строгость нравов. Именно они впоследствии были главной движущей силой в свержении и казни Карла Первого.