Последние отзывы

  59  

Дело, в общем, понятное: у католиков есть Нострадамус, решил в свое время Синод на тайном собрании, а мы чем хуже? Вот и придумало чье-то воспаленное воображение монаха-прозорливца Авеля.

Это не какой-то там поздний Распутин, а человек благочестивый, истинно верующий, подвижник…

– Я так понимаю, – сказал я вежливо, – господин Авель приезжал сюда на пленэр, чтобы насладиться видом окрестных болот. На Валааме таких красот, конечно, не сыскать.

– Не нужно шутить… так, – мрачно ответил Кондратка. – Это великий человек.

– Кто спорит, – согласился я охотно. – Только мне одно непонятно, что он здесь забыл? Как могли попасть какие-то его рукописи в наши палестины? А если и попали каким-то чудом (бывает; все бывает; в особенности, когда это касается истории нашей страны, которая является сплошным ребусом), то они вряд ли сохранились. Тут вам не сухие пещеры среди пустыни, а влажные леса и болота. В наших краях металл сгниет за год-два, не то, что бумага за полтора столетия Ладно, пусть даже пергамент.

– Вы не понимаете… – Кондратка начал заводиться; он даже есть перестал – Есть у меня сведения, – достоверные сведения! – что здесь он скрывался некоторое время от преследований царского режима. Именно здесь!

Для большей убедительности Кондратка ткнул пальцем в не очень чистый пол. Генеральной уборкой Зосима занимался, по моим наблюдениям, три раза в год: на Пасху, в праздник Ивана Купала (это когда пол застилают свежескошенной травой) и под Рождество.

А в обычные дни все ограничивалось дежурной фразой «Надо бы убрать…» Иногда к нему приходила бабка Дарья – он время от времени подбрасывал ей после охоты кусок дичины, и тогда его жилище на некоторое время становилось похожим на больничную палату, что безалаберного Зосиму нервировало.

Но большей части в избе моего доброго друга царил рабочий беспорядок и неухоженность охотничьей избушки, что Зосиме весьма импонировало.

– Допустим. Ну и что?

– Как это – что!? – Кондратка нервно поправил свои круглые очки в безобразной оправе; такую теперь можно сыскать разве что в музее или на свалке. – В письме к Параскеве Андреевне Потемкиной он писал, что сочинил для нее несколько книг и собирается выслать ей в скором времени. Он так выразился (говорю по памяти): «Оных книг со мною нет. Хранятся они в сокровенном месте. Оные мои книги удивительны и преудивительные, и достойны те мои книги удивления и ужаса. А читать их только тем, кто уповает на Господа Бога». Каково, а?

– Сильно сказал. Хороший слог. Сразу чувствуется незаурядная творческая натура. Но причем тут наша деревня? Он что, отсюда родом?

– Нет.

– Тогда я ничего не понимаю…

– Да все же ясно, как в божий день! – горячо воскликнул Кондратка. – Здесь когда-то был старинный скит. Очень святое место. Там просто огромная энергетика. Я проверял… у меня есть прибор, его сконструировал мой приятель. Авель знал, что скит буквально фонтанирует энергией, которая нужна была ему для провидческих предсказаний. Скит находился на участке некого крестьянина Киндея. Который и позволил Авелю пожить там некоторое время, пока он работал над своими книгами пророчеств. Теперь дошло?

Так значит, вот кого пустил себе на постой хитроумный Киндей! Интересно…

– Почти. – Я закурил. – Допустим, это так. Предположим, Авель и впрямь квартировал у Киндея…

– Никаких сомнений! Я раздобыл архивные материалы, подтверждающие эту версию. Могу показать, у меня есть копии.

– Я вам верю, – успокоил я Кондратку. – Но почему вы думаете, что свои рукописные предсказания он оставил именно здесь?

– Все очень просто. – Лицо Кондратки пылало вдохновением. – Ему было приказано держать язык за зубам, и больше не заниматься предсказаниями, но он не послушался, и в царствование Николая Павловича кто-то на него написал донос. По приказу Синода от 27 августа 1826 года Авеля изловили и заточили для смирения в Суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь. Где он и умер в 1841 году.

– И что это доказывает?

– Дело в том, – торжествующе сказал Кондратка, – что тогда нашли его именно здесь, в этой деревне. Здесь! Он жил в древнем ските у Киндея. И при обыске никаких рукописных книг, про которые Авель упоминал в письмах к Потемкиной, обнаружено не было. Вот так-то.

– Сильный аргумент. – Я рассмеялся. – Контраргументы принимаются?

– Конечно… – Кондратка расслабился и снова принялся жевать вяленую лосятину, по-волчьи отрывая большие куски своими желтоватыми, но крепкими зубами.

  59