53 
Подняв с земли палочку, он снова стал подсчитывать на песке. Восемнадцать дней – по двадцать миль в день, это будет триста шестьдесят миль. Вполне достаточно, чтобы обрести свободу. Это ведь возможно! Только не торопиться! Надо быть осмотрительным и воздержанным. Воздержанность – это главное! А он и так уже съел слишком много. Руфус быстро вынул изо рта еще не прожеванный кусок мяса и положил его обратно к остальным запасам. При других обстоятельствах такой жест был бы неприятен окружающим, но в данном случае несчастный мог вызвать только жалость к себе.
Приняв решение, он должен был теперь избавиться от оков. Это ему удалось сделать быстрее, чем он предполагал. В бараке он отыскал железную кирку для отбивки угля и этой киркой с помощью камня выбил клепки. Кольца были слишком крепкие, и «овалить»[9] их было немыслимо, иначе он давно бы сбросил оковы. Уложив мясо и хлеб в мешок, засунув за пояс кирку, которая могла еще ему пригодиться как средство зашиты, он отправился в путь.
У него было намерение обойти поселок стороной и выйти на побережье к обитаемым местам и, сочинив какую-нибудь историю о кораблекрушении или о том, что он сбился с пути, попросить помощи. О том, что он будет делать дальше, когда очутится на свободе, Руфус пока не задумывался. Ему казалось, что тогда наступит конец всем его трудностям. Только бы перейти простиравшуюся перед ним пустыню, а дальше все зависит от ловкости или удачливости его самого – сможет ли он не вызвать подозрений? Страх, что его сейчас схватят., подавлял все другие страхи, делая их ничтожными.
До рассвета следующего дня он уже прошел десять миль и, экономя запасы пищи, к вечеру четвертого дня прошел еще сорок. Выбившись из сил, с истертыми ногами, он прилег среди каких-то колючих зарослей и наконец понял, что погони нет. На следующий день он шел гораздо медленней. Буш был почти непроходим. Густые заросли, дикие джунгли преграждали ему путь, перед ним вырастали голые каменистые кряжи. Он блуждал по оврагам, запутывался в чащах, застревал в болотах. Алчное соленое море, которое только что сияло справа от него, вдруг переместилось куда-то влево. Он сбился с пути, и надо было возвращаться обратно. Два дня продолжалось это бесцельное блуждание, а на третий перед ним вновь выросла скала, чья плоская вершина возвышалась над густыми кустарниковыми зарослями. Надо было либо перебраться через скалу, либо обойти ее кругом, и он решил обойти ее. У подножья скалы вилась тропинка. На ней кое-где попадались сломанные ветви, и несчастному, изнемогавшему под тяжестью своей поклажи, хотя и уменьшившейся, казалось, что кто-то уже проходил этой тропой. Тропинка заканчивалась прогалиной, в глубине которой маячил какой-то предмет. Руфус Доуз поспешил туда и наткнулся на мертвое тело. Одежду мертвеца трепал ветер.
В жутком безмолвии этого пустынного места ему вдруг почудилось, что кто-то окликнул его, и все кошмарные и фантастические истории об убийствах, когда-либо слышанные или прочитанные, вдруг словно обрели видимые очертания полуразложившегося трупа, облаченного в желтую арестантскую одежду. Мертвец лежал, скорчившись, будто кто-то сильным ударом сшиб его с ног. Руфус нагнулся, побуждаемый настойчивым желанием убедиться в худшем, и увидел, что тело покойника было обезображено. Не хватало одной руки, а череп был пробит чем-то тяжелым. Первая мысль – что эта груда тряпья и костей – немое предостережение ему, свидетельствующее о безрассудности его поступка, что перед ним лежит труп умершего с голоду беглеца – тут же уступила место новому, еще более страшному подозрению. Он рассмотрел номер на грубой материи и понял, что то был номер одного из двух арестантов, бежавших вместе с Габбетом. Значит, здесь совершилось убийство. Убийство! А может быть, и не только убийство! Слава богу, что у него еще оставался небольшой запас провианта! Он повернулся и побежал, в страхе оглядываясь назад. В тени этой жуткой скалы он задыхался. Продираясь сквозь кусты и заросли, исцарапанный, окровавленный и почти обезумевший от страха, он добрался до горного кряжа и осмотрелся. Над ним возвышались скалистые горы, а внизу расстилался буш. Справа от него виднелся белый конус Французовой горы, слева путь преграждали ему горные гряды. На востоке сверкало что-то, похожее на озеро. Гигантские сосны вздымали ввысь свои величественные вершины, картинно вырисовываясь на вечернем опаловом небе, а под ними простирались вдаль все те же непроходимые заросли, через которые так мучительно было пробираться. Верхушки деревьев образовывали сплошной шатер, и казалось, что если прыгнешь туда – не разобьешься. Он поднял глаза и увидел прямо перед собой узенькую полоску воды, похожую на длинный стальной меч, – это была та самая бухта, откуда он бежал. По темной воде залива двигалось темное пятно. Это «Морской ястреб» плыл к Чертовым Воротам. Казалось, стоило только бросить камень, и он долетит до палубы.
53 
