36 
Сад был небольшой, яблонь двадцать. Под каждой стоял улей – выдолбленная колода в соломенной шляпке. Там-сям темнели кусты крыжовника. С трех сторон щерился кольями плетеный забор, четвертая открывалась длинным полем, щедро унавоженным к зиме. Я с опаской побродила между ульями, но все было тихо. Пчелы мирно почивали, выставив стражу у летков. Самые обычные, рыжие и мохнатые пчелы. Разочарованная, я уже собиралась уходить, но решила немного подышать свежим воздухом – после застолья меня слегка водило из стороны в сторону, и я боялась окончательно разомлеть в духоте натопленной избы.
Усевшись на траве возле задней стенки улья, я подобрала сочную паданку, потерла о рукав куртки и с удовольствием ею захрупала. Ночь выдалась ясная, безветренная. Я умиротворенно любовалась яркими звездами и с тем же благодушием засмотрелась на медведя, сноровисто перелезающего через забор. Медведя?! Опомнившись, я подавилась яблоком, беззвучно разевая рот и хлопая себя по груди.
Ничего не подозревающий зверь спрыгнул на землю, осмотрелся и на задних лапах потопал к ульям. Высокий и тощий, он держался по-человечески прямо, негромко насвистывая себе под нос. Онемев, я глядела, как он поочередно обходит колоды, прикладывает к ним ухо, осторожно постукивает по стенке когтистой лапой, приподнимает, опускает и переходит к следующей, то и дело поддергивая шкуру на поясе, как спадающие штаны. Меня он не заметил, а вот улей, за которым я пряталась, приглянулся ему больше других. Довольно рыкнув, медведь облапил колоду, с натугой приподнял и прижал к мохнатой груди.
Поддавшись внезапному и, скорее всего, хмельному порыву, я вскочила и ухватилась за улей с другой стороны. Медведь пошатнулся от неожиданности, но лап не разжал.
– Пусти! – глухо взревел он сквозь плотно стиснутые клыки с вываленным языком. Я чуть не выронила улей, но быстро опомнилась и вцепилась пуще прежнего.
– Лапы прочь от частной собственности, пчелокрад!
– Жадина! – рявкнул медведь, упираясь задними лапами. – На кой он тебе сдался? Выбери любой другой!
– Я не воровка! – возмутилась я, наугад пиная ногой под улей. Медведь пошатнулся, но устоял.
– Ври больше!
Но тут пчелам надоело бесцельно трястись в колоде, и они решили внести посильную лепту в дележ улья. Подбадривая себя громким жужжанием, они высыпали из летка с безрассудной отвагой защитников осажденной крепости.
Неожиданная атака застала нас врасплох. В темноте пчелы и впрямь ничего не видели. Они кусались на ощупь.
Непотребно ругаясь, мы с медведем бросили улей и кинулись наутек. Поскольку выход был один – через калитку, к ней мы и устремились, пыхтя бок о бок. Медведь галантно приотстал, пропуская меня вперед. Лобастая звериная башка отвалилась и повисла у него за плечами, сменившись темноволосой макушкой.
Пчелы не отважились на длительную ночную вылазку и, язвительно пожужжав нам в тыл, отстали у обмолоченных снопов за амбаром.
Тяжело дыша, мы с возмущением разглядывали друг друга. «Медведь» оказался худощавым мужчиной лет тридцати, с узким пронырливым лицом, темными глазами и ястребиным носом. Волевой подбородок тщательно выбрит, волосы заплетены в косицу. Троюродный брат невесты, вспомнила я. Сидел в дальнем углу стола, вгонял в краску хихикающих соседок, сказал какой-то сальный тост про хомут для молодого. Выдавал себя за стражника в отпуске, щеголяя новехоньким, с иголочки, кожаным камзолом, расшитым серебром по воротнику и обшлагам.
– Менес, – представился он, блеснув улыбкой.
Я брезгливо посмотрела на протянутую лапу. Спохватившись, «медведь» высвободил руку из шкуры, но я по-прежнему не спешила с рукопожатием.
– Ведьма, – холодно сказала я. – А шкура вам идет. Прямо как по вас сшита. Даже не верится, что съемная… пока съемная.
Улыбка поугасла.
– Уважаемая госпожа ведьма, – тщательно подбирая слова, начал Менес, – я никогда бы не позволил себе этот глупый маскарад, если бы знал, что перебегаю вам дорогу. Простите. Я готов искупить свою бестактность… э-э-э… двумя серебряными монетами.
Это становилось забавным.
– Которые вы только что вытащили из моего кошеля?
Вор заметно погрустнел. Он и впрямь знал свое ремесло, но с заговоренным карманом столкнулся впервые.
– Возможно, я ошиблась, – в раздумье продолжала я, – и деготь с перьями пойдут вам еще больше. А уж без руки вы и вовсе будете смотреться неотразимо.
36 
