48 
Подходить и щупать ему пульс я не собиралась – излишне доверчивых ведьм поутру хоронили вместе с их жертвами, а то и в гордом одиночестве. Разумнее всего подождать до восхода солнца, причем не выпуская сомнительный труп из виду, чтобы потом не пришлось удивленно хлопать глазами перед опустевшей оградкой.
За время моего непродолжительного упокоения дождь превратился в сырой, холодный и промозглый туман, клоками курящийся над могилами. Я с сожалением покосилась на обломки уютного гроба и села на корточки под березкой, обхватив руками колени.
– Бывают дни, – уныло сказала я в пустоту, – когда я начинаю подозревать, что ошиблась с выбором профессии…
Порыв ветра встрепал березовые макушки, и на меня частой капелью хлынула скопившаяся на листьях вода.
– ..но бывают ночи, – не меняя тона и позы, докончила я, – когда я в этом твердо уверена!
* * *
Утром мне пришлось ехать на ярмарку за новым гробом. Увидев, во что мы с мроедом превратили ее посмертное обиталище, бабка подняла такой, как выразилась бы одна моя винесская знакомая, «стогн и лямант», что мне было проще съездить в соседнее село, чем убедить потерпевшую, что за компенсацию в размере пяти кладней она может заставить гробами все сени и хорониться хоть ежемесячно.
Впервые запряженная в телегу, Смолка то и дело задирала морду, пытаясь скусить назойливо брякающий под дугой колокольчик, или раздраженно поводила боками в оглоблях, как пышнотелая девица в чересчур тесном корсете, отчего телега начинала ревматически скрипеть креплениями. До села оказалось не так уж и близко, верст пять, через лес и вызолоченные лютиками луга. Припекало солнышко, я разомлела и, откинувшись на застланное соломкой тележное дно, предоставила Смолке самой выбирать дорогу и темп езды. Я никуда особенно не спешила, торжественно предъявленный поутру мроед обеспечил меня деньгами на пару недель, так что можно было позволить себе расслабиться и подремать.
Колеса мерно поскрипывали, свидетельствуя, что моя лошадка пусть неспешно, но топает вперед, а не устроила себе внеплановую трапезу. Над головой распевали птицы, в кошеле побрякивали девятнадцать кладней, примиряя меня с профессией ведьмы. Пожалуй, я бы даже заснула по-настоящему, но тут из глубины леса с правой стороны донесся низкий хриплый вой, быстро сошедший на чавкающее поскуливание.
Телегу тряхнуло, кобыла пошла быстрее. Я резко села, сонливость и умиротворенность жизнью как ветром сдуло. Нацыга! Средь бела дня! А у меня даже меча нет…
Впрочем, нацыга тоже не горела желанием сводить близкое знакомство с ведьмой. Рявкнула еще пару раз, все дальше и дальше, и замолчала. Смолка шевельнула настороженными было ушами и опять замедлила шаг. Мнению лошадки я доверяла, но и сама ошибиться не могла. В Школе Чародеев нас учили распознавать голоса нежити, и я без труда отличала звонкий, протяжный вой оборотня от утробного рева вурдалака, верещания гарпии или характерного скулежа той же нацыги. Интересно, с чего бы это она поутру разгулялась, да еще в солнечный день? Света как такового нацыги не боялись, но охотились только по ночам, как совы, к рассвету убираясь в логова. А интересовали их отнюдь не мышки с птичками…
Ложиться снова я не рискнула. Так и въехала в село, облокотившись на обрешетку телеги и изредка оглядываясь на оставшийся позади лес.
Похоже, безработица мне не грозила.
* * *
Ярмарка была в самом разгаре, слышная издалека. Лавка гробовщика оказалась единственной, возле которой не толпился народ. Ее хозяин невозмутимо пил квас в тенечке у входа, философски рассудив, что его товар не нуждается в зазывалах, а за навязчивую рекламу могут и побить. Пока я изучала незамысловатую вывеску, он изучил меня, безошибочно распознал покупательницу и, отставив недопитый жбан, предупредительно распахнул передо мной дверь лавки.
– Сочувствую вашему горю, госпожа, – вежливо, но не слишком убедительно объявил мужик. Я неопределенно хмыкнула, давая понять, что горе не так уж велико и меня больше интересует деловая сторона вопроса. Продавец охотно отбросил фальшивую скорбь и заговорщическим тоном сообщил, что у него есть все фасоны и размеры, какой именно мне нужен?
– Ну, примерно как на меня, – неуверенно сказала я.
Гробовщик ничуть не удивился и вдобавок оказался энтузиастом своего дела. За час я перемерила не меньше двадцати гробов. Больше всего мне понравился темно-бордовый, с кистями и пуховой набивкой. Даже вставать не хотелось. Пожалуй, я бы даже прикупила его для себя (полнолуние, как и хандра, продолжали отравлять мне жизнь), но это удовольствие стоило пятнадцать кладней – веская причина еще немного задержаться на этом свете. В итоге я остановилась на обычном дубовом, за два кладня, и, загрузив его на телегу, начала выбираться из базарной толчеи.
48 
