Но лязг закрывающейся за нами двери быстро вернул меня к жестокой, отнюдь не фантастической, действительности. Скорее всего, мы и впрямь уйдем отсюда в другой мир. Только он находится не на далекой планете, расстояние до которой исчисляется тысячами световых лет, а гораздо ближе – ровно в двух метрах ниже уровня земли.
– Располагайтесь, – сказал я устало, и отправился обследовать нашу последнюю, как я предполагал, земную юдоль.
За мной похромала и Каролина. Зосима и Пал Палыч, которых мы усадили возле двери, угрюмо отмалчивались.
– Как ты? – спросил я участливо, с невольной нежностью глядя на ее бледное осунувшееся лицо с синяком под левым глазом.
– Могло быть и хуже, – ответила она и вымученно улыбнулась.
– На всякий случай открою тебе тайну. Вдруг больше не будет такой возможности. Я с первой нашей встречи знал, что все окончится печально.
– Ты хочешь таким образом подбодрить меня?
– Разозлить. Когда ты злая, то способна горы своротить.
– А это уже комплимент.
– Ни в коем случае. Просто в любой миг ситуация может кардинально измениться. И ты должна быть не амебой, а пружиной, готовой к моментальному действию. Мне совсем не хочется изображать барана, которого ведут на бойню. Умирать надо красиво, дорогая. Это мое жизненное кредо. Ты нужна мне, Каролина…
Она посмотрела на меня долгим взглядом и сумрачно кивнула.
– Ты считаешь, что это наша конечная остановка? – спросила она изменившимся голосом.
– Лучше не заблуждаться. Иллюзии расхолаживают. И подавляют способность к сопротивлению.
Нам с Каролиной повезло. Мы нашли целую гору поломанных кресел и стульев. Оторвав у них спинки и сидения, я соорудил "вертолет", как мы называли в армии деревянный лежак на гауптвахте, только не одноместный, а широкоформатный и в мягком варианте.
Несмотря на огромное нервное напряжение, мы уснули, едва коснувшись импровизированного ложа.
Страшная, нечеловеческая усталость сразила нас наповал…
Долго отдыхать нам не дали. Мысленно задав вопрос своему внутреннему будильнику, я получил ответ, что спали мы не более часа. Это могло быть правдой, а возможно и нет. Подтвердить или опровергнуть свое предположение я не имел возможности.
Нам связали руки за спиной и повели к лифту (уже другому), чтобы поднять наверх, но не в главный тоннель, а выше. Похоже, здесь находились кабинеты руководящего персонала, потому что лифт – громыхающее доисторическое чудище с решетчатой дверью и топорно сработанным кнопочным пультом – доставил нас прямо в большую квадратную приемную.
Там, за вполне современным столом, сидел строгий молодой человек в костюме и при галстуке. Возле него, на приставных тумбах, стояли разнообразные телефоны, компьютер с лазерным принтером, ксерокс и еще какая-то электронная аппаратура неизвестного мне назначения.
Нам пришлось ждать около десяти минут. Конвоир дышал мне прямо в затылок, и я был на пределе. Меня просто тошнило от его зловонного дыхания и очень хотелось закрыть ему гнилозубую пасть хорошим ударом кулака.
Но вот одни двери (самые большие, явно импортные, изготовленные из дерева ценных пород) отворились, и оттуда вышла группа "яйцеголовых", как назвали бы их американцы, – человек пять-шесть, почти все лысоватые, некоторые в очках, а двое в накрахмаленных белых халатах. Ну, чисто тебе солидное лечебное учреждение…
Они мгновенно рассосались по другим кабинетам; на нас "яйцеголовые" даже не посмотрели, занятые своими разговорами. Наверное, в этой весьма подозрительной шарашкиной конторе шеф проводил вечернюю оперативку.
Нас завели в кабинет, где только что проходило совещание, спустя минуту. Это я уже знал точно, так как прямо передо мною находились большие электронные часы, висевший над столом секретаря. Стало известно мне и время – без двадцати восемь. Вот только непонятно – утра или вечера.
Кабинет оказался просто шикарным. Странно было видеть в глухомани вполне европейский офис с мягкими кожаными креслами и дорогой итальянской мебелью.
Все это еще больше утвердило меня во мнении, что хозяева таинственного комплекса – люди очень богатые и пользующиеся поддержкой в верхах. Пусть не столичных, но областных – точно.
Но больше всего меня поразило то, что кабинет имел окна. Комнаты верхнего этажа вырубили в скале, а оконные проемы при необходимости маскировались специальными ставнями.
Сейчас ставни (или жалюзи) были открыты, и перед нашими глазами предстал во всем своем великолепии малиновый закат. Засмотревшись на чудное зрелище, я как-то не обратил внимания на хозяев кабинета.