79 
Черт с ними, с грустью подумал он. Его голова болела.
Он налил себе чаю, насыпав туда свои обычные три полные ложки сахара, и отправился в гостиную, где уселся на свое любимое кресло и включил телевизор. Он пил чай, и головная боль стала потихоньку отпускать. На «Канале-плюс» шла старая серия «Коломбо». Лучше уж смотреть что угодно, чем ворочаться в кровати, пытаясь заснуть. В любом случае ему скорее нравился детектив из Сан-Франциско, и он искренне желал, чтобы у настоящих, некиношных следователей тоже получалось с легкостью доводить дело до счастливого финала.
Последнее, что Келли запомнил, – это то, как Коломбо собирался разъяснить злодею, каким образом и почему тот виновен в убийстве. А затем он, наверное, уснул, так что развязка так и осталась для него тайной. Проснулся он вдруг. От телефонного звонка. И им вновь овладел знакомый приступ паники, который в последние недели он испытывал, когда в необычное время раздавался телефонный звонок. Мойра. Что-то случилось с Мойрой? А потом он вспомнил. Да. С Мойрой что-то случилось. Она умерла. Этот период его жизни закончился, а вместе с ним и постоянное ноющее чувство тревоги, неотделимое от него. Глаза были воспаленные, но он отметил про себя, что головная боль прошла. Прошлой ночью он не задернул шторы, и теперь комната, выходящая на восток, наполнилась лучами яркого утреннего света. Хотя одного света было бы недостаточно, чтобы разбудить его. Машинально он посмотрел на часы. Было семь сорок пять. Почему же даже в самой тревожной ситуации ему удалось уснуть в кресле, в то время как в своей собственной кровати у него уснуть не получилось, подумал Келли, подходя к телефону. Да и кто, черт возьми, может звонить ему в такое время?
– Келли, – резко сказал он.
– Джон, простите, что звоню так рано. Но дело в том, что я думала, вы можете уйти на работу, и хотела застать вас.
Келли больше не ходил на работу, по крайней мере в обычном понимании этого слова, и он не имел ни малейшего представления о том, кто ему звонит. Это был женский голос – чистый, умный и, по-видимому, решительно настроенный. В этом голосе было что-то очень отдаленно знакомое Келли, но не до такой степени, чтобы он мог определить, кому он принадлежит.
– Это Маргарет Слейд.
Боже правый, подумал Келли, ее голос звучал по-другому, когда он пришел к ней в маленькую угрюмую квартирку.
– О, здравствуйте, – сказал он.
– Я просто хотела узнать, не удалось ли вам выяснить что-нибудь еще о том другом молодом солдате, про которого я вам рассказала. О Треворе. Который, как мне сказали, тоже погиб в Хэнгридже.
– Нет. Пока нет.
Келли не делал запросов о Хэнгридже после смерти Мойры. И не имел представления о том, когда будет готов снова взяться за это дело. Он почувствовал себя так глупо, когда вчера чуть было не устроил допрос Нику, что вся эта история просто вылетела у него из головы. Но, разумеется, у него не было ни малейшего желания делиться этими мыслями с Маргарет Слейд.
– Я был немного занят, – запинаясь, закончил он свое предложение.
– А-а. – В голосе Маргарет Слейд почувствовалось легкое разочарование. – Ну, да это неважно. Извините, что беспокою вас. Я просто подумала…
Голос ее замолк. Казалось, она была более чем разочарована. Ее голос звучал так, словно ее окончательно подвели. Он знал абсолютно точно, о чем она думает.
Он ворвался к ней, излучая уверенность, такой способный и хорошо осведомленный, и она подумала, что он будет расследовать дело о смерти ее дочери и других солдат. Но чего он тогда наверняка не прочувствовал, во время их первой встречи, когда она едва на ногах держалась, так это того, что ее это дело очень сильно беспокоило.
– Нет. Нет. Все не так, как кажется. Послушайте…
На какую-то долю секунды он задумался. Он осознал, что не хочет подводить эту женщину, так же как и ее дочь, и всех других молодых людей, которые лишились жизни в Хэнгридже.
– Послушайте. Моя подруга умерла как раз после того, как я был у вас на прошлой неделе. Вчера похоронили. Мы были готовы к этому. Она очень тяжело болела, но даже несмотря на это…
Келли замолчал и глубоко вздохнул. Маргарет Слейд и понятия не имела, чего ему стоило сказать это совершенно незнакомому человеку. Но в любом случае, к его немалому удивлению, он был рад, что решился на откровенность.
– Мне очень жаль, Джон, – сказала Маргарет Слейд. И один только ее голос дал ему понять, что ей действительно очень жаль, хотя она его едва знала, а Мойру не знала совсем. Но конечно же, этой женщине было хорошо известно, что такое горе и отчаяние. – И мне очень жаль, что я побеспокоила вас в это печальное время, – продолжила она. Теперь голос ее звучал как-то странно официально.
79 
